Георгий Хетагуров - Исполнение долга

Задача перед нами стояла сложная: противник все еще значительно превосходил 30-ю армию в технической оснащенности.

Принято считать, что для обеспечения успеха в наступлении необходимо иметь не менее чем полуторное превосходство над противником в силах и средствах. У нас этого не было. Но наши войска превосходили врага в морально-боевом отношении. Мы защищали свою Родину, свою землю, имели крепкий тыл, опирались на несокрушимую волю к победе всего советского народа. А у гитлеровцев, напротив, после двукратного провала их наступления на Москву моральный дух резко понизился, в глубоком их тылу бушевало пламя партизанского движения.

Командующий армией решил наносить главный удар четырьмя свежими стрелковыми, дивизиями (365, 371, 379, 363-й) и двумя танковыми бригадами (8-й и 21-й) с плацдарма южнее Конаково, Иваньково. Справа ударную группировку обеспечивали 185-я стрелковая и 82-я кавалерийская дивизии, наступавшие в направлении Демидово. Еще правее, вдоль северного берега Московского моря, действовали 46-я кавалерийская и 107-я мотострелковая дивизии. Им приказывалось прежде всего воспрепятствовать подходу вражеских резервов со стороны Калинина. В последующей 107-я мотострелковая и 82-я кавалерийская дивизии, усиленные 145-м отдельным танковым в двумя лыжными батальонами, должны были составить группу развития успеха на направлении главного удара.

Вспомогательный удар наносила левофланговая группа армии в составе 348-й стрелковой дивизии, 923-го стрелкового полка, 18-й и 24-й кавалерийских дивизий. Ей надлежало отбить у противника Рогачево, Воронине, Спас-Коркодино и в дальнейшем наступать на восточную окраину Клина. Возглавить эту группу предложили мне.

Атаковать противника решили без предварительной артиллерийской подготовки. Он ведь фактически не имел стабильной, сплошной обороны, а занимал лишь населенные пункты, превратив их в узлы сопротивления. Из показаний пленных мы знали, что гитлеровцы не настроены обороняться, а подтягивают силы для нового броска вперед. С этой целью к Рогачево выдвигалась 900-я моторизованная бригада СС. Нашего наступления немцы не ждали.

В этих условиях незачем было тратить на артподготовку все еще дефицитные снаряды и в какой-то мере лишать себя преимущества внезапного удара по врагу. Куда выгоднее атаковать его втихую, ночью — захватить врасплох.

Всю противотанковую и дивизионную артиллерию предполагалось поставить на лыжи и использовать в качестве непосредственного сопровождения пехоты. Начало атаки назначили на 5 декабря, за три часа до рассвета.

Этот наш план операции был утвержден командующим фронтом без каких-либо изменений. Пока в войсках заканчивалась подготовка к его осуществлению, я по делам службы побывал в Москве. Пользуясь случаем, заглянул к начальнику Главного артиллерийского управления Н. Д. Яковлеву.

Николай Дмитриевич встретил меня с распростертыми объятиями.

— Слышал. Устояли герои. Поздравляю, — сыпал он обычной для него скороговоркой.

Я тотчас воспользовался добрым его расположением, рассказал, какую нелегкую задачу возложили на меня, и попросил:

— Помогите артиллерией, снарядами, чем можете.

— Рад бы, Георгий Иванович, но каждая пушка на учете у Верховного Главнокомандующего, — отрицательно покачал головой генерал.

— Ну посудите сами, — продолжал настаивать я, — как можно наступать против танковых частей без артиллерии.

— Хорошо. Иди пообедай, — сказал он. — Попытаюсь что-нибудь сделать.

Через полчаса я снова был у Яковлева.

— Ох и настырный же ты, друг мой! — улыбнулся Николай Дмитриевич. — Будет у тебя полностью укомплектованный артиллерийский дивизион. Сегодня же направят в район Дмитрова.

— Только и всего?

— Вон как?! — удивился Яковлев. — Это же шестнадцать орудий: по две батареи 76-миллиметровых пушек и 122-миллиметровых гаубиц! Спасибо должен сказать… Да, вот еще наряд на двести пятьдесят автоматов. Немедленно поезжай за ними на автозавод имени Сталина. И больше не проси…

В отделе сбыта автозавода пожилая женщина придирчиво рассмотрела поданную ей бумагу и повела меня в подвальное помещение, приспособленное для пристрелки оружия. Автоматы пристреливали, мальчики в возрасте 14–15 лет, которые вмиг окружили меня. Один из них, курносый, в большом, не по росту, пальто, заикаясь от волнения, спросил:

— Дядь, а нас на фронт не возьмешь?

— Рано, сынок, — погладил я его по вихрастой голове. — Вы нужны здесь. Автоматы пристреливать тоже ведь нужно кому-то…

С завода я уезжал, до глубины души тронутый этой случайной встречей.

На пути к Дмитрову все время обгонял колонны войск — сосредоточивалась 1-я ударная. А у себя в штабе застал смятение. Начальник оперативного отдела обычно невозмутимый полковник Бусаров взволнованно доложил, что предназначенные нам сибирские и уральские дивизии, коим предстоит действовать на главном направлении, к установленному сроку сосредоточиться в исходных районах не успеют. Они еще находятся на марше, а 363-я даже в эшелонах, только приближающихся к Загорску.

Я пошел к командарму. Обсудили создавшееся положение, доложили командующему фронтом. Генерал армии Г. К. Жуков явно был недоволен этой задержкой, но, сознавая, что нашей вины в том нет, разговаривал с Д. Д. Лелюшенко довольно сдержанно и разрешил перенести начало нашего наступления на 6 декабря.

В полдень 5 декабря я выехал в штаб 348-й стрелковой дивизии, сосредоточившейся двумя полками восточнее Рогачево. Туда же было приказано прибыть командирам 18-й и 24-й кавалерийских дивизий — генералу П. С. Иванову и подполковнику А. Ф. Чудесову. Обоих кавалерийских командиров я хорошо знал и высоко ценил, хотя по складу характера они были далеко не одинаковы: Иванов при всей своей опытности был очень осмотрителен, Чудесов же — порывист, лих, бесстрашен. А вот командира 348-й стрелковой дивизии полковника Анисима Стефановича Люхтикова мне еще не приходилось видеть в бою.

К моему приезду в штабе этой дивизии собрались все, кто требовался. Люхтиков доложил о готовности к выполнению боевой задачи. Приземистый, плотно сбитый, неторопливый в движениях, он при первом знакомстве показался мне несколько флегматичным, хотя в действительности это был на редкость энергичный, волевой командир.

— Как настроение, полковник? — спрашиваю его.

— В пределах нормы, — невозмутимо отвечает он.

— А в войсках?

— Боевое! — ответил за него комиссар К. В. Грибов. — Утром в частях состоялись партийные и комсомольские собрания, потом — митинги личного состава. Все горят желанием беспощадно громить фашистов.

— Что вам известно о противнике? Где начальник штаба дивизии?

Встал молодой, подтянутый майор Я. Ф. Иевлев. Развернул карту. Из его доклада следовало, что никаких существенных изменений в положении и поведении противника за последние сутки не произошло.