Евгений Шумигорский - Екатерина Ивановна Нелидова (1758–1839). Очерк из истории императора Павла I

Мир между друзьями, таким образом, восстановился, тем более, что о нем стали хлопотать те именно лица, которые прежде радовались удалению Нелидовой: новая императрица Мария Феодоровна и Плещеев, жена которого Наталия Феодоровна, уже перестала пользоваться вниманием Павла Петровича; поставленные лицом к лицу с причудливым нравом, государя, действия которого не ограничивались на этот раз районом Гатчины и Павловска, а распространились на всю империю, приближенные к Павлу лица сознали необходимость по-прежнему вступить в союз с Нелидовой. Для Марии Феодоровны существовала полная возможность завязать с ней постоянные сношения, так как 12 ноября императрица назначена была «начальствовать воспитательным обществом благородных девиц где жила отставная ее фрейлина, — и почти ежедневно посещала это учреждение и начальницу его, Делафон, у которой могла видеться с Нелидовой. В день своего назначения Мария Феодоровна посетила Смольный, увиделась там с Нелидовой и тогда же заключила с ней, после трогательного объяснения дружественный союз уже навсегда [93] 12-го ноября 1798 г. Мария Феодоровна писала Нелидовой: «Il у а deux annèes aujourd‘hui que vous vintes la première fois chez moi, chere Nélidow; vous rappellez — vous de tous les détails de cette entrevue. Mon coeur se les rappelle tous, mais je ne m’arrète que sur la réflexion consolante que j‘ai gagné ce jour une bonne, tendre et fidèle amie. Que Dieu a daigné me la conserver et que mon coeur esf et sera toujours à elle!» — Chumigorsky: «Lettres de S. M. l‘Impératrice Marie Feodorowna à m-lle Nelidow», 1, 126. . Видимо целью союза было благо императора и империи.

Первые действия Павла Петровича по его воцарении произвели вообще благоприятное впечатление на общество: забвение старых обид, облегчение народных тягостей и прощение многих осужденных Екатериной невольно привлекали к нему сердца; даже суровости военной службы, вводившиеся Павлом, частью в уродливой форме, и совместительство похорон Екатерины и Петра III объяснялись добрыми свойствами нового государя, любившего порядок и питавшего сыновнее уважение к памяти своего несчастного отца. «Двор и столица, — говорит один из злейших порицателей Павла, Массон, — остолбенели от удивления… Начинали думать, что не знали его характера, и что продолжительная и печальная опала не изменила его совершенно. Все видели себя счастливо обманутыми в своих ожиданиях, и поведение императора заставляло в это время забыть о поведении великого князя [94] Masson: «Memoires secrets», I, 189. . Но приближенные к императору люди, Мария Феодоровна и Плещеев, хорошо знали, что такое положение дел было только затишьем перед бурей, что от Павла, склонного действовать по первому впечатлению, можно было ожидать поступков, которых не всегда можно было предвидеть, тем более остановить. Действительно, занятый преобразованием екатерининской армии по образцам армии Фридриха II, Павел захотел уничтожить и военный орден св. Георгия, установленный Екатериной за военные отличия, и, чтобы яснее выразить свое намерение унизить этот символ славы войск Екатерины, предположил не чествовать его праздника 26 ноября. Очевидно, что усилия Марии Феодоровны и Плещеева удержать Павла от этого шага, который глубоко оскорбил бы всех екатерининских ветеранов, заслуживших этот орден своею кровью на полях сражений, — оказались напрасны, так как они в конце концов должны были обратиться за содействием к Нелидовой, которая, будто бы по собственному почину, написала Павлу красноречивое письмо, умоляя отказаться от своего намерения.

«Узнаете ли вы, — писала она императору в самый день своих именин 24-го ноября, — голос той, которая всегда была другом вашей славы, и отвергнете ли вы ее усердие в обстоятельствах, которые она считает к ней прикосновенными? Я побоялась, что бы то, что я слышала на счет ордена, единственного утешения и награды стольких людей, столько раз проливших кровь свою за отечество, было правдою, и я попросила человека, которому я доверяю, словом — г. Плещеева, заехать ко мне: я хотела через него передать вам мои желания, и сердце мое, кроме того, внушило мне написать к вам. Именем Бога, государь, да не выкажет ваше величество неуважения, да не обнаружите вы пренебрежения к ордену, установленному для того, чтобы награждать усердие и храбрость ваших подданных. Подумайте, государь, о том, что в течение долгого времени этот знак отличия был наградою за пролитую кровь, за члены, истерзанные на службе отечеству! Сжальтесь над столькими несчастными, которые утратили бы все, увидев, что их государь оказывает презрение тому, что составляет их славу, свидетельствуя о их мужестве! Если вы, государь, имеете намерение упразднить этот орден, — вы, переставая возлагать его на ваших подданных, тем самым упраздните его, но до того времени удостойте почета носящих его, становясь при случае во главе их. Ваше величество можете найти разные предлоги, чтобы самому им не украшаться, как например, тот, что вы не успели его заслужить, так как обстоятельства не дали вам к тому случая, при чем вы, умея ценить заслуги тех, которые его носят, все-таки можете поставить в удовольствие доказать им ваше уважение вашим присутствием. Простите меня, государь, если мое усердие нескромно; но пока я буду принимать к сердцу вашу славу, и пока любовь к вам ваших верноподданных будет предметом моих желаний для вас, я буду считать моим долгом раскрывать вам мое сердце на счет всего, что может касаться лично вашего императорского величества. В таких чувствах относительно моего государя считаю я долгом жить и умереть» [95] «Осьмнадцатый Век», III. 425–426. .

Письмо Нелидовой произвело свое действие: Павел уступил старому своему другу в том, в чем не хотел уступить ни Марии Феодоровне, ни Плещееву, а затем 30-го ноября посетил Смольный институт, вместе с Марией Феодоровной, великим князем Александром Павловичем и его супругой Елисаветой Алексеевной [96] Камер-фурьерский журнал 1796 г. . 11-го декабря, накануне дня рождения своей любимицы, Павел, стремясь излить на нее свою щедрость и не смея дарить ей лично, именным указом сенату пожаловал ее матери две тысячи душ крестьян в родном ей Дорогобужском уезде Смоленской губернии [97] «Сенатский Архив» 30. . Новая милость императора к родным Нелидовой, как видно, сильно смутила ее, и она писала ему:

«Ради Бога, государь, позвольте мне просить у вас, как милости, чтобы вы уменьшили этот дар, слишком щедрый, на половину. Моя мать всегда бы сочла за великое и неожиданное для себя богатство тысячу душ, от которых я не смею отказаться за нее, потому что она мне мать. Вы понимаете, государь, все то, что в этих обстоятельствах может связать мне язык. Но смею заверить вас всем тем, что есть для меня священного, что я сочла бы истинным благодеянием, если бы вы имели милость дать ей 500 душ, и моя мать сочла бы себя весьма счастливо и щедро награжденною, между тем как 2000 душ тяготят мою совесть: ни моя мать, ни кто-либо из моих близких еще не служил вам; есть еще время уменьшить ваш дар на половину, и я повергаюсь к вашим стопам, чтобы просить вас об этом; можно сказать, что 2000 душ были выставлены по ошибке: сделайте это, государь, ради Бога, пока на это есть еще время, снимите с моего сердца тяжесть». Благодаря затем Павла за присланный ей лично фарфор, Нелидова заключила свое письмо словами: «я была бы счастлива, если бы у меня не было ни дня рождения, ни именин» [98] Осьмнадцатый век, III. . Пожалование матери Нелидовой, конечно, уменьшено не было, а 1-го января 1797 г. Павел Петрович доказал бескорыстно скромной своей любимице, что, кроме дня рождения и именин, существует для раздачи милостей еще и Новый год: в этот день тот же счастливый, очевидно любимый, братец Нелидовой произведен был в полковники, с оставлением в звании флигель-адъютанта [99] Высочайшие приказы 1797 г., «Спб, Ведомости», 1797 г., № 2. .