Евгений Шумигорский - Екатерина Ивановна Нелидова (1758–1839). Очерк из истории императора Павла I

Обстоятельства благоприятствовали интриге. Кутайсов, достигая высоких чинов, продолжал ежедневно брить государя и по-прежнему находился при его особе, пользуясь своим значением, чтобы интриговать против всех лиц, казавшихся ему опасными для его влияния. В случаях, когда обнаруживалась невинность оклеветанного, возмущенный Павел собственноручно наказывал Кутайсова палкой, сняв предварительно с него ленту; однажды Павел Петрович до того рассердился на своего фаворита, что прогнал его, не велел ему показываться на глаза, и пред его квартирой постоянно стояла кибитка, запряженная почтовыми лошадьми, которые переменялись каждые два часа, как бы в ожидании, куда везти любимца. Привычка к Кутайсову брала, однако, у отходчивого Павла верх над гневом, и государь, сам того не замечая, часто следовал его внушениям, вполне полагаясь на его преданность и за нее многое ему извиняя. «Еще в начале царствования Павла, — пишет Чарторыжский в своих мемуарах, — я видел Кутайсова в экзерциргаузе, где производились смотры войск, подносящим государю бульон. Как камердинер, он был в утренней ливрее, и в этом костюме, как мне казалось, он имел большое сходство с Фигаро. Но уже тогда он был предметом предупредительных приветствий и рукопожатий большинства генералов и лиц, присутствовавших на смотрах и окружавших его толпою. Вскоре, благодаря значению своему при государе, он сделался вельможей и всемогущим фаворитом» [186] Czartoryski: Memoires, I, 175. . К нему для достижения общих целей примкнул также постоянно находившийся при государе, в качестве его генерал-адъютанта, Растопчин. «В течение двух лет, — объяснял он впоследствии свое поведение, — я почитал Кутайсова человеком честным и привязанным к государю, как и я, чувством благодарности. С ним можно было говорить о его неровностях, переменчивости, причудах… Мы искренно любили государя: я по чувству чести, он же — постоянно оставаясь слугою» [187] Арх. кн. Воронцова, VIII, 296, Ср. «Русск. Арх.», 1887, I, 169. . Наконец, как орудие Безбородко, почти ежедневно был с докладами у Павла его статс-секретарь Обресков, бывший ранее личным секретарем Безбородко и обязанный своим возвышением его ходатайству [188] Обрезков назначен был состоять при особе государя 10-го февраля 1797 г. — «Сенатский Арх.», I, 104. .

Под влиянием этих лиц отношения императора к его супруге начали ухудшаться еще в конце 1797 года, когда Мария Феодоровна ожидала скорого разрешения своего от бремени. «Дорогой государь, — писала в это время Павлу Нелидова, — подумайте, что страдания, которые императрица испытывает уже четыре недели, истощают ее силы. Ее нездоровье приближается к концу. Вы ее любите: подумайте, чем можно ее поддержать; она же сделает все, что может. Она, быть может, не желала бы, чтобы я беспокоила вас, но разве я не могу рассчитывать на вашу человечность? Я не прошу у вас ответа — «Я вспоминаю, — писала она вслед затем, — что когда вы вчера вечером оставили меня, у меня сердце сжалось, что вы холодно относились к императрице, тогда как причиной вашего гнева была одна лишь я, а на ней вы только сорвали свое раздражение. Уведомьте меня одним только словом, что вы от всего сердца поцеловали свою добрую жену, и тогда я успокоюсь и скажу вам сегодня же после обеда, что вы достойны чувств, которые она питает к вам».

Записка императора Павла к императрице Марии Феодоровне (1798 г.)

Между тем внимание императрицы Марии в начале 1798 года поглощено было семейными горестями и заботами. В конце 1798 года, скончался ее отец, владетельный герцог виртембергский; едва оправившись от этого удара, императрица 28-го января разрешилась от бремени сыном, великим князем Михаилом Павловичем.

Роды императрицы, по словам современников, были очень трудные, хотя нарочно для этого случая приглашен был заранее берлинский профессор-акушер Мекель [189] «Русская Старина», 1873, VIII, 163, переписка Панина с Куракиным. ; вслед затем медики объявили, что императрица едва-ли может перенести другие. В истории большинства придворных интриг XVIII века медики играли одну из главных ролей, всегда однако оставаясь в тени со своими диагнозами и медикаментами. Король прусский Фридрих II, этот Маккиавели XVIII века, в своих записках прямо и философски-спокойно рекомендовал обращаться к содействию докторов для достижения политических целей. В данном случае мнения врачей, окружавших Марию Феодоровну, могли быть внушены лицами, интриговавшими против нее, что тем вероятнее, что еще во время коронации главный медик Марии Феодоровны прямо выражал свое неудовольствие на нее, получив меньше наград, чем он ожидал [190] Арх. кн. Воронцова, XV, 133. . Если верить современникам, то и берлинский эскулап также участвовал в интриге. «Роды императрицы, — рассказывает графиня Головина, — были трудны, но не опасны. Так как она в то время лишилась своего постоянного акушера, то пригласила акушера из Берлина. Этот господин, подкупленный вероятно теми, кто желал подорвать кредит императрицы и Нелидовой, — именно Кутайсовым, объявил государю, что он не отвечает за жизнь императрицы в случае вторичных родов. Это послужило источником всевозможных интриг, происходивших в течение года». Трудно сказать положительно на сколько знали об этой интриге сама императрица вместе с своею подругою, но уже 4-го марта генерал-адъютант Растопчин по прошению был уволен от службы [191] Военные приказы, 1798 г., 77. .

По словам Чарторыжского, Растопчина считали при дворе душою партии, враждебной Марии Феодоровне [192] Czartoryski : Memoires, I. 176. , так как он был болтлив и выделялся своими резкими и несдержанными отзывами, а Кутайсова, «Ивана», очевидно, слишком уже презирали. «Я был прям и честен, — писал потом Растопчин, — за это я подвергся преследованиям; думал вслух — за это меня прогнали» [193] «Архив кн. Воронцова», XXIV, 274. .

Павел Петрович, обрадованный рождением четвертого сына, продолжал в это время относиться к своей супруге внимательно, окружая ее своими заботами и попечениями. В марте месяце Мария Феодоровна со дня на день ожидала приезда в Петербург горячо любимой ею матери своей, вдовствующей герцогини Виртембергской, Софии-Доротеи; для постоянного жительства герцогини в Павловске спешно строился деревянный дворец, ныне Константиновский, а в то время именовавшийся «дворцом вдовствующей герцогини Виртемберг-Штутгартской» [194] «Павловск», 100–101. . Но в самом разгаре приготовлений к приему матери, Мария Феодоровна полупила внезапную весть о ее смерти, последовавшей 9-го марта 1798 года. Императрица была в отчаянии, и Павел Петрович снова оказывал ей самое нежное внимание и заботливость. Но, по горькой иронии судьбы, этот удар, постигший Марию Феодоровну, оказался роковым для нее: те ate медики объявили, что состояние здоровья императрицы не позволяет ей участвовать в предположенной еще зимою поездке императорской семьи по восточной России, и предписали ей тихий и спокойный образ жизни в любимом ею Павловске [195] Архив князя Воронцова, XV, 102–103; XXII, 67. . 5-го мая 1798 года, Павел Петрович, с великими князьями: Александром и Константином Павловичами, выехал в Москву и Казань, сопровождаемый военной и придворной свитой своей и злым своим гением… Кутайсовым; еще накануне выехал в Москву Безбородко. Таким образом, впечатлительный, увлекающийся государь оказался совершенно и надолго под влиянием людей, стремившихся уже давно, исподволь, к унижению Марии Феодоровны и Нелидовой и собственному возвышению. Следует еще заметить, что Растопчин, уволенный от службы 4-го марта, оставался еще в Петербурге довольно долго под разными предлогами и, разумеется, не потерял даром времени [196] Растопчин уехал из Петербурга только 29-го июля (Архив князя Воронцова, XXIV, 268, а не был выслан в Москву после отставки, как уверяет Чарторыжский (I, 176). . «Растопчин, — говорит Чарторыжский, — не был способен прощать обиды; он хотел отомстить тем, кто был причиной его падения, и сблизился с Кутайсовым: нужно было отвлечь Павла от Нелидовой и поссорить его с его женой» [197] Czartoryski, I, 176–177. . План действий был составлен искусно: Кутайсов, вместе с Безбородко, уехал исполнять его в Москву, а Растопчин остался выжидать результатов по-прежнему в Петербурге.