Евгений Войскунский - Полвека любви

— Значит, Сталин правильно выражал, а Гитлер, или, скажем, Наполеон — неправильно. Да?

— Выходит, так… Как-то примитивно, схематично это выглядит… Знаешь что? У нас ведь объявлено коллективное руководство. Вот и говори, что коллектив всегда точнее найдет правильное решение, чем личность.

Горный хребет, зубчатый и изломанный, был прочно впечатан в широко распахнутое голубое небо. Поверху лежал снег, но не сплошной полосой, повторяющей изгибы хребта, а отдельными белыми черточками и загогулинами, напоминающими грузинские буквы. Что означали эти нагорные письмена? Вот вопрос…

Городок, стоящий в узкой долине под хребтом, был переполнен курортниками, приехавшими на воды. Это — Цхалтубо. Сюда летом 1953-го, получив отпуск, я привез Лиду и Алика. Мы были наслышаны о чудодейственных радоновых ваннах Цхалтубо и верили, что они помогут Лиде. Путевок у нас не было, но мы купили курсовки, дающие право принимать ванны. Комнату сняли в типично грузинском доме — просторном, деревянном, с террасой, подпертой столбами на косогоре.

У выхода из городского парка была площадка с балюстрадой, тут курортники отдыхали после ванн, усевшись на скамьи. Тут же постоянно околачивалась группка небритых, дочерна загорелых местных жителей — они устраивали приезжих на квартиры, вещи подносили. Один из них накануне помог и нам. К этому носильщику разлетелся Алик: знакомый дядя. Носильщик заулыбался, языком цокнул: «Ай, хороший мальчик». Он вынул из кармана мятых штанов желтую ириску и протянул Алику. Алик подбежал к нам, сидевшим у балюстрады: «Мама, смотри!» Ириска была облеплена табачной крошкой. «Только в рот не клади!» — испуганно воскликнула Лида. Алик удивленно посмотрел на нее и сказал: «А куда же?» Вокруг засмеялись.

Эту сценку под названием «Цхалтубская ириска» мы впоследствии вспоминали с улыбкой. Ах, прекрасное было лето! Каждое утро из тесных улиц, залитых солнцем, стекались в парк курортники: мужчины в полосатых пижамах, женщины в цветастых халатах. Такая была мода. Пижамоносцы выстраивались в очередь к газетному киоску. Однажды к одному из них, толстому и важному, стоявшему передо мной, степенно подошла жена, тоже толстая и важная, и сказала во всеуслышание:

— Купи два газета.

Дескать, вот мы какие: один газета нам мало.

Происходили важные события. В Корее закончилась трехлетняя война, прокатившаяся громыхающим на весь мир катком сперва до крайнего юга полуострова, потом до крайнего севера и замершая посредине, на 38-й параллели.

Но самым важным поразительным событием был арест Берии. Всесильный Берия, фигура номер два в послесталинской иерархии, — агент западных разведок! Изменник, враг народа! Черт знает что!

Вот тебе и коллективное руководство…

Неужели начнется новая драка за власть?..

В очереди за газетами говорили:

— Ну да, он выпустил врачей-евреев, потому и посадили его.

— Бросьте! При чем тут врачи? Он хотел скинуть Маленкова с Хрущевым, а те опередили…

— Ничего вы не понимаете! Просто он снюхался с Эйзенхауэром…

— Да не с Эйзенхауэром, а с Аденауэром…

А солнце Грузии пекло, подогревало людские страсти. Зеленоватая водичка радоновых ванн таила надежду на выздоровление. И Бог знает что предвещали снежные письмена на вершинах горного хребта.

Можно сказать, что я обжился на подплаве. В конце 53-го был произведен в капитан-лейтенанты. На учениях выходил в море — то на «щуках», то на «немках», то на «малютках».

И стал как бы историографом балтийского подплава.

Одну из комнат клуба на береговой базе, по моей просьбе, отвели под музей истории нашего соединения. В Ленинград, в Военно-морской музей полетело письмо с просьбой прислать фотокопии материалов о балтийских подводниках. У нас на береговой базе я нашел матроса-искусника — он выпилил из листа фанеры нарисованную мною большую карту Балтийского моря и раскрасил ее. В штабе дивизии я раскопал документы времен войны и выписал оттуда координаты боевых столкновений, места успешных торпедных атак. Кроме того, беседовал с участниками оных — ветеранами дивизии. Итак, картина была достаточно полная. Матрос-искусник выпилил значки с изображением взрыва, на каждом значке я вывел номер подлодки, произведшей атаку, и тоннаж потопленного немецкого судна. Эти значки приклеили к синей поверхности моря — в соответствующих местах.

Спустя какое-то время из Питера прислали копии фотоснимков, запечатлевших знаменитых подводников, встречи экипажей, вернувшихся из боевых походов, вручение победоносным командирам лодок поросят — по числу потопленных кораблей противника…

Кроме того, я написал очерк о боевом пути соединения — он был издан отделением печати Пубалта в виде брошюры.

Работая над этими материалами, я впервые узнал о походе в январе 45-го подводной лодки С-13 под командованием Александра Маринеско. Тоннаж потопленного судна «Вильгельм Густлов» — 25,5 тысяч тонн — резко отличался от тоннажа транспортов, пущенных ко дну другими балтийскими подводниками. Пять, семь, восемь тысяч тонн — а тут двадцать пять! Что же это, почему в числе подводников Героев Советского Союза нет Маринеско?

Я расспрашивал ветеранов дивизии, помнивших Маринеско. Говорили о нем разное. «Отличный командир, — высказывались одни, — дерзкий и храбрый». — «Своеволен и крайне недисциплинирован, — говорили другие. — Это недопустимо. Флот — не партизанский отряд». А один штабной офицер сказал: «Саше здорово повезло, что ему попался этот „Густлов“. Но его атака, строго говоря, была атакой торпедного катера, а не подводной лодки». — «То есть как?» — удивился я. «Он той ночью догонял „Густлова“ в надводном положении, форсировал дизеля…»

Странное суждение! Подводным ходом, который значительно меньше надводного, Маринеско не догнал бы немца. Ведь главное — это то, что настиг и влепил три торпеды. Пустил ко дну огромное судно, потопил целое училище подплава — 3700 подводников.

В моей брошюре замалчивавшаяся атака Маринеско, кажется, была описана впервые.

По-разному сложились судьбы шестерых балтийских командиров лодок — Героев Советского Союза.

Евгений Осипов, командир Щ-406, погиб со своей лодкой в 1943-м.

В том же году командир С-7 Сергей Лисин напоролся на мину — лодка затонула, а его, оглушенного взрывом, сбросило с мостика в воду. Финский катер подобрал Лисина — он прошел адовы муки немецкого плена, потом, по освобождении, был вынужден отбиваться от наветов.

Командир Щ-303 Иван Травкин и командир Щ-307 Михаил Калинин находились на учебе в академии.

Владимир Коновалов, командовавший Л-3 в последние годы войны, и командир Щ-310 — Семен Богорад, продолжали служить в нашей дивизии.

Капитан 2 ранга Семен Наумович Богорад, человек крупного сложения и веселого нрава, был популярен в дивизии. Именно этому обстоятельству — несомненной популярности — был он обязан тем, что в 1954-м его выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета. В условиях советской «подлинной» демократии такое выдвижение означало, что кандидат непременно станет депутатом: в бюллетене-то, кроме него, никого нет — собственно говоря, это выборы без выбора.