Арманд Хаммер - Мой век - двадцатый

Король Идрис был в таком восторге от нашей находки, что сказал мне: ’’Аллах прислал тебя в Ливию!” Он предложил мне назвать древнюю родину своих предков моим именем. Я вежливо отказался, сказав, что это для меня слишком большая честь. Одновременно я попросил разрешение назвать наш второй участок именем ’’Идрис”.

Предварительно я обсудил эту идею с премьер-министром Мустафой Халибом. В ужасе воздев руки к небу, он предупредил меня, что я ни в коем случае не должен делать такого предложения. ’’Король -святой человек и никогда на это не согласится, — сказал премьер-ми-нистр. — Он может дать свое имя только мечети или университету. Но не нефтяному месторождению! Никогда!”

Однако, когда Идрис сказал, что я был послан ему аллахом, я подумал: ”Ну что ж, если меня послал аллах, это дает мне право попросить у короля разрешение назвать наш участок его именем”.

И сказал королю о своей идее. Рассмеявшись, Идрис сказал: ’’Чем я заслужил эту честь?”

”То, что вы сделали для Ливии, обессмертит ваше имя”, — ответил я.

’’Если только Насер не добьется своего”, — предупредил король.

Это были пророческие слова. Нашему нефтяному месторождению в Ливии недолго пришлось носить имя Идриса. Гамаль Абдель Насер, ставший президентом Египта и свергнувший моего старого покупателя короля Фарука, стал в послевоенном мире путеводной звездой арабского национализма и не скрывал надежда, что в Ливии произойдет революция.

Это случилось незадолго до смерти Насера. Он умер в 1970 году, а Идрис был свергнут 1 сентября 1969 года. Интересно, что последние годы жизни Идрис провел в Каире под защитой преемника Насера Садата.

По одному из первых указов нового правительства требовалось, чтобы мы переименовали наше нефтяное месторождение. Оно стало называться Интисаром, и это имя остается за ним по сей день.

12 июня 1970 года ливийцы объявили, что наша производительность должна быть сокращена с 800 до 500 тысяч баррелей в день, а еще через два месяца, 19 августа, они сократили ее до 440 тысяч баррелей в день. Хотя эти ограничения были наложены и на другие фирмы, никто не страдал от них так жестоко, как ’’Оксидентал”.

Летом 1970 года я делал все, чтобы укрепить позиции ’’Оксидентал” в Ливии. 10 июля 1970 года я встретился в Нью-Йорке с Кеном Джемиесоном, новым руководителем ”Эссо”.

Поднявшись на 51-й этаж здания ”Эссо” на Авеню оф Америкас, я прошел в огромную комнату, больше похожую на приемную для гостей правительства, которую Кен Джемиесон называл своим кабинетом. Не могу сказать, что этот высокий, холодный и сдержанный человек принял меня с распростертыми объятиями.

Я сразу же открыл ему свои карты. Мне нечего было скрывать. Я сказал, что не смогу долго сопротивляться требованиям Каддафи. После жестокого ограничения нашей производительности в Ливии у меня возникли серьезные проблемы с выполнением контрактов на поставку нефти. Вскоре я вообще не смогу обеспечить поставки, что может привести к краху всей корпорации. Я напомнил ему, что если буду вынужден уступить требованиям Каддафи, то всем остальным фирмам в Ливии не останется ничего другого, как только последовать нашему примеру.

”Я смогу продержаться дольше, — сказал я, — если вы согласитесь продать мне нефть по себестоимости плюс небольшая прибыль, скажем, в районе десяти процентов”.

Господин Дркемиесон молча выслушал мое предложение и попросил дать ему время подумать. Я ушел из его кабинета, совершенно не догадываясь, каким будет ответ ”Эссо”. На принятие решения ушло две недели, в течение которых ’’Оксидентал”, безусловно, к полному удовольствию ”Эссо”, висела в воздухе на веревке, затянутой вокруг нашей шеи Муамаром Каддафи. Затем ”Эссо” сообщила нам свое решение: она готова продавать нам нефть, но только по рыночной цене. Такого резкого отпора мы не ожидали. Мы решили обойтись без их благотворительности.

В скором времени на нас обрушились все последствия недальновидной политики ”Эссо”. Как-то вечером в конце августа мне позвонил домой наш представитель в Ливии Джордж Вильямсон и сообщил, что нас собираются национализировать. Кажется, ливийское правительство планировало эту акцию в ознаменование первой годовщины революции.

Я решил немедленно сам ехать в Ливию. Позвонив Фреду Гроссу, я спросил, сколько ему потребуется времени для подготовки к полету в Северную Африку. В то время я уже летал на реактивном самолете ”Гольфстрим-2”.

’’Пару часов”, — ответил Фред.

’’Встретимся в аэропорту”.

Френсис помогала мне паковаться. Она умоляла меня не ехать. ”Ты сошел с ума, — говорила она. — Каддафи посадит тебя в тюрьму. Ты старый друг короля, поэтому в их глазах ты уже виноват. Они предадут тебя суду и могут даже расстрелять. Если кому-нибудь надо ехать, почему бы не послать более молодого человека?”

’’Мне необходимо ехать самому, — отвечал я. - Держатели акций никогда не простят мне, если я допущу национализацию нашего отделения в Ливии, не попытавшись сделать все возможное для ее предотвращения”.

”В таком случае, — сказала Френсис, — тебе придется ехать одному”.

Это был первый и единственный раз, когда она отказалась меня сопровождать.

Мы летели всю ночь. В Турине меня встретил Клод Гайзмер. Мы решили для поездки в Триполи арендовать французский реактивный самолет ’’Фалкон”, так как боялись, что ливийцы конфискуют самолет, зная, что он принадлежит нам.

Приземлившись перед самым закатом в Ливии, мы нервно выглядывали из окон, ожидая увидеть отряды полиции и солдат, посланные нас арестовать. Однако в аэропорту не было ни души. Нас встречал только Джордж Вильямсон, представитель фирмы в Ливии. Он сказал, что премьер-министр Абдул Салам Ахмед Джеллуд предупрежден о моем приезде и ждет меня у себя в кабинете.

Когда я вошел в огромный кабинет Джеллуда, он вскочил из-за стола и быстро пошел мне навстречу с приветствиями и широкой улыбкой.

’’Добро пожаловать, доктор Хаммер, - сказал он.-Вы первый председатель правления нефтяной фирмы, посетивший нас со времени революции. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно. Вы — гость ливийского правительства. Мы приготовили для вас апартаменты в бывшем дворце короля, которые вы, конечно, видели в ваши прошлые приезды. Вы уже завтракали? У меня здесь для вас есть горячие булочки и кофе. Садитесь, пожалуйста”.

Меня поразила теплота этой встречи и сбил с толку жест хозяина: прежде, чем сесть рядом со мной на софу, он расстегнул широкий кожаный пояс и положил его перед нами на низкий столик. К поясу была прикреплена кобура с очень большим угрожающего вида револьвером. Он улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Затем я постарался взять себя в руки. Мне и раньше приходилось вести деловые переговоры в необычной обстановке, но никогда - глядя в зловеще мерцающее дуло револьвера.