Гайда Лагздынь - Две жизни в одной. Книга 3

Возвращение

Пройдя значительную часть жизни, полную событий, Мифодию вдруг захотелось побывать там, где прошло детство, где жил он у бабушки вместе с младшей сестренкой Аней. Сестра выросла, вышла замуж за военного, изредка навещает дом и бабушкину могилку. Продавать «поместье», как называет Анна когда-то крепкий, теперь старенький дом, не собирается, считая, что память предавать нельзя.

Свернув с асфальтированной трассы, Мифодий почувствовал, как колеса его «Опеля», перестав шуршать покрышками о цивилизованное покрытие, мягко покатились, слегка покачивая элегантным кузовом. Высотные городские дома остались где-то там, за поворотом. На скрытых, поросших зеленью ухабинках проселочной дороги спокойное, без встречного транспорта движение успокаивало, убаюкивало, словно он находился в деревенской люльке. Вид родных березовых рощ, пушистых ельников действовал на Мифодия сильнее всяких снотворных средств. Клонило ко сну. Сказывалась перегрузка последних дней, отнявшая много сил: восьмичасовой перелет с Мальты, оформление покупки квартиры, масса дел по благоустройству на новом месте.

- Может быть, - подумал Мифодий, - притормозить, остановиться и немного поспать?

Но впереди стали вырисовываться первые постройки, утопающие в буйной зелени отцветающих яблонь. Машина неторопливо двигалась мимо сиротливо стоящих заколоченных домиков, чуть ухоженных домишек, в которых еще не слышны голоса дачников, мимо полуразрушенных строений, на задворках которых возвышались каменные коттеджи. В отдалении Мифодий заприметил красивое здание с причудливыми, навороченными украшениями вдоль карнизов, с необычными фигурными воротами и высоким каменным забором. Кругом много незнакомого, но и узнаваемого в деталях. Вот голубятня соседнего дома. Вроде она, а вроде и нет? На крыше - вороны. Возможно, среди них те, что жили на бабушкином сарае? Для ворон двадцать пять лет - не годы!

- Столько лет прошло, как я не был здесь, - вздохнул Мифодий. - Работа за рубежом, бесконечные поездки, командировки, просиживание за письменным столом - безвозвратно поглотили годы жизни. Сестра Аннушка с мужем военным, с детьми, тоже кочует, наконец, осели в не очень дальнем городе. В последнем письме договорились встретиться в бабушкином доме.

Машина с главной деревенской улицы круто свернула в отдаленный проулок. За полуразвалившимся забором, среди густо заросшего яблоневыми дичками сада, стоял старый дом. Странное непонятное доселе чувство овладело Мифодием еще при въезде на полузнакомую улицу. А сейчас, при виде дома, сердце стало то замирать, то так колотиться, что пришлось остановить машину. Руки соскользнули с руля и повисли, словно плети. Слабая истома наполнила тело, было ощущение, что в него вошло туманное облако.

- Вот он - родительский дом, где прожиты незабываемые счастливые, беззаботные годы в окружении любящих тебя людей. Сейчас, - подумал Мифодий, - выйдет на крыльцо бабушка и станет журить, что долго не приезжал, а маленькая сестренка примется обнимать, целовать в щеку и говорить, говорить сразу много и обо всем. Но вместо невозможного возвращения в прошлое, словно из-под земли, выросла фигура крупной старухи в мужском пиджаке, подпоясанном цветным женским платком.

- Пожалуйте! Кажись, братенец? - громогласно высказалась обладательница мужского пиджака, судя по сильному голосу, еще не дряхлая женщина.

- Браток мой, царство ему небесное, велел передать ключи от дома. Сестрицы вашей что-то давненько не видно? Чай, опять далеко сослали служить? Дом как могла оберегала. Цел. Только часть забора и сарая спалили. Строили тут недалече. Спасибо воронам скажи. Чуть что, такой хай устраивают! Мертвого поднимут! - И добавила: - Без хозяина дом - сирота. Без хозяина нечисть и вокруг, и в доме, заводится. С этими словами, вручив Мифодию ключи, хранительница дома исчезла так же внезапно, как и появилась. Вороны, может, те, из далекого детства, а, может, и другие, сидя на крыше ветхого дырявого сарая, подозрительно поглядывали и на появившуюся машину, и на ее хозяина, шагнувшего в сторону крыльца. Возможно, две из них, более лохматые, не столь гладкие, как остальные, то есть более старые вороны, совсем тихо, слегка подкаркивая, переговаривались на своем вороньем языке и только. Но громкого вороньего крика не последовало. Крупная взъерошенная ворона, словно чем-то подавившись, промолвила:

- Я - птица вещая. Наша жизнь каким-то образом должна измениться, раз приехал хозяин - Мифа!

- Мифа! Мифа? - чуть громче прокаркал старый ворон. - Карр-кой тар-кой Мифа?

- Мифодий! Мифа! Ну и склерозник! - уже более громко каркнула в ответ подруга-ворона. - А еще уверял, что мы - долгожители! Можем до четырехсот лет быть в здравии! Верно я говорю, кот Объедун? - на что большой черный кот по имени Объедун никак не отреагировал. Свернувшись в плотный комок, кот продолжал спать на краю крыши.

Бабушкин дом, казавшийся Мифодию в детстве таким большим, был совсем не велик. Но это было деревянное творение зодчества XX века. Как любой заброшенный, дом имел изъяны: дырявую железную крышу, подгнившие бревна стен, заколоченные окна.

- Развалюха! - высказался Мифодий. - Чинить нет смысла!

- Нет, нет! - поддакнула одна из ворон.

- Не хорош! - добавил ее друг - ворон.

- Точно, не хорош! - подмяукнул проснувшийся кот.

- Это вы, - спросил Мифодий, рассматривая нахохлившихся ворон, - хранительницы дома?

- Хранители! Хранители! - хором откликнулись довольные вороны. - Но дом-то очень старый! Строй новый! Хочешь, покажем, какой? - каркнула ворона. - Тут один крутой возвел. Хотят продавать. Босс-то проштрафился!

- А баня там какая! - добавил кот. - Крыша только на сарае рифленая, холодная.

- Зато навес шикарный! - снова закаркали вороны.

Но громкого вороньего карканья, как и слов мяукающего кота, Мифодий не понял. А те по старости или забыли язык, на котором разговаривали с людьми, или совсем его не знали.

Войдя в дом, Мифодий увидел прогнувшийся потолок, услышал скрип давно не крашенных деревянных половиц. Но в целом, как ему показалось, ничего в доме не изменилось. Те же потемневшая от времени печь, старая кушетка, бабушкино кресло, на стенах выцветшие фотографии, совершенно серо-кремовые вырезки из газет. Пыль лежала повсюду толстым слоем. Решительно оторвав доски от заколоченного окна, Мифодий распахнул створки. Свежий воздух, настоянный на аромате цветущих садов, стал наполнять помещение, унося запахи неприятной прели, старых вещей, пыли. Кресло-качалка, словно вспомнив о своем предназначении, слегка качнулось под Мифодием, но не треснуло.