Владимир Оболенский - Моя жизнь. Мои современники

Слащев, однако, действовал скорее и решительнее, чем предполагал Орлов. Он приказал проживавшему на покое в Севастополе генералу Май-Маевскому двинуться во главе небольшого эшелона войск на Симферополь, а сам с другим эшелоном стал грузиться в Джанкое.

Когда ночью Орлов узнал о приближении к Симферополю отряда Май-Маевского, он начал готовиться к бою. Но кавалерия, получившая приказ выступить против «неприятеля», отказалась его исполнить. Ее примеру последовали и другие части войск. Словом, весь симферопольский гарнизон, накануне так единодушно примкнувший к восставшему Орлову, теперь столь же единодушно отказывался ему повиноваться. Ни о каком сопротивлении подходившим из Севастополя войскам не могло быть и речи.

Рано утром Орлов вызвал войска к своему штабу. Явились немногие. Он вышел из штаба в сопровождении группы приближенных офицеров, сел на лошадь и вывел присоединившихся к нему 200–300 человек по алуштинскому шоссе из Симферополя. Верстах в пятнадцати Орлов остановился в селе Саблах, очевидно, не зная, что ему дальше делать.

Тем временем в Симферополь прибыли генералы Слащев и Май-Маевский со своими эшелонами. Слащев сделал смотр накануне еще бунтовавшему симферопольскому гарнизону, а затем отправил небольшой отряд в Саблы, «чтобы захватить Орлова живым или мертвым».

Несколько дней подряд посылались такие отряды за «живым или мертвым» Орловым, и неизменно повторялась одна и та же история: отряды доходили до деревни Саблы, где встречали орловское войско, «готовое к бою». Но ни та, ни другая сторона боя не начинала. Вместо боя противники вступали в переговоры, ничем не кончавшиеся, после чего приходилось отзывать посланный против Орлова отряд и заменять его новым, с которым повторялась та же история. Никакими силами нельзя было принудить солдат, изнуренных гражданской войной, начать гражданскую войну в квадрате…

Наконец Слащев понял, что преследование Орлова бессмысленно и лишь вносит деморализацию в его войска. Он прекратил преследование и уехал на фронт. Орлов же, простояв несколько дней в Саблах, двинулся на южный берег и остановился со своим отрядом в Ялте. Грозное восстание закончилось и началась «Вампука»…

Но и «Вампуку» нужно же было как-то ликвидировать.

В это время приехал из взятой большевиками Одессы генерал Шиллинг, и ему удалось путем телефонных сношений убедить Орлова капитулировать. Орлов согласился, оставаясь командиром своего полка, немедленно выступить с ним на фронт в полное распоряжение генерала Слащева.

Все вздохнули свободно, когда эта глупая история была наконец ликвидирована.

Увы, эпилог ее все-таки был трагический и кровавый.

Примерно через месяц мы опять услышали о новом бунте капитана Орлова. Почему произошел этот бунт — мне в точности неизвестно. По официальной версии, опубликованной Слащевым, Орлов ослушался приказания вывести свой полк из резерва на указанную ему позицию. Объяснялось это «трусостью» Орлова, хотя его храбрость, доказанная во многих боях и отмеченная георгиевским крестом, была всем хорошо известна. Вероятно, были какие-либо другие причины бунта. Но бунт действительно произошел, и в один прекрасный день Орлов увел с фронта свой полк и направился с ним в Симферополь. В погоню за ним были посланы войска. Под Симферополем отряд Орлова, после небольшого обстрела, сдался, самому же капитану с двумя-тремя приближенными офицерами удалось бежать.

Слащев жестоко расправился с попавшими к нему в плен офицерами орловского полка. Приговоренные к смерти военно-полевым судом, они были положены лицами вниз на платформе станции Джанкой и расстреляны в затылок. Трупы их, для острастки оставшихся в живых товарищей, несколько дней лежали рядами на платформе не убранными…

Среди расстрелянных был один мой знакомый, сын старого служащего губернской земской управы, Прейсайзин, георгиевский кавалер Великой войны. Он не участвовал в бунте, но за несколько дней до бунта, по собственной просьбе, был переведен в полк Орлова, своего гимназического товарища, и назначен казначеем полка. Орлов еще не сдал ему полковых сумм и захватил их с собой. Но приказ о назначении Прейсайзина казначеем состоялся и формальная ответственность легла на него. За это несчастный и был расстрелян. Впрочем, он был евреем, и это обстоятельство, конечно, играло роль в суровом приговоре…

Капитан Орлов скрылся. Как потом обнаружилось, он ушел в горы к «зеленым», которые вели партизанскую войну сначала с Добровольческой армией, а потом — с большевиками. Через год после завоевания Крыма большевики объявили зеленым амнистию, но когда зеленые спустились с гор и сдали оружие, все они были расстреляны. В числе расстрелянных находился и бывший капитан Орлов.

Повествуя о восстании Орлова, мне несколько раз приходилось упоминать о генерале Слащеве. Этот генерал-авантюрист, с которым мне несколько раз приходилось встречаться, был настолько характерной фигурой гражданской войны, что я не могу не уделить ему места в моих воспоминаниях.

За несколько лет до войны в лейб-гвардии Финляндский полк поступил молоденький румяный офицерик, тихий, скромный, старательный и исполнительный. Он редко участвовал в кутежах, водки не пил, а любил сладкое, принося с собой в офицерское собрание плитки шоколада. Товарищи добродушно над ним подтрунивали, называя красной девицей.

Так мне описывал своего бывшего товарища по полку, Слащева, будущего генерала гражданской войны, его однополчанин А. А. Лихошерстов.

Отправившись на войну со своим полком, Слащев приобрел репутацию хорошего храброго боевого офицера — и только.

О том, где был и что делал Слащев в начале революции, мне ничего не известно. Впервые я услыхал о нем, как о руководителе боев на Акмонайском перешейке (кажется, он командовал дивизией). Мне его характеризовали как одного из самых храбрых и выдающихся молодых генералов Добровольческой армии, пользовавшегося среди офицеров и солдат исключительной популярностью. Однако и тогда уже было известно о неумеренной склонности его к вину и, что еще хуже, — к кокаину.

Во время отступления деникинских войск в конце 1919 года Слащев со своими частями отступил с Украины в Крым и укрепился на перекопских и сивашских позициях. Первые месяцы 1920 года, до появления во главе южнорусской армии генерала Врангеля, Слащев с очень небольшими силами вел оборону Крыма, отражая все атаки значительно превосходившего его силами противника.

Мне приходилось слышать от военных, что в защите Крыма он проявил не только исключительную личную храбрость, но и недюжинный талант полководца.

Рассказывали такой эпизод из геройской защиты Крыма Слащевым: однажды большевики повели атаку большими силами и прорвали все три ряда перекопских укреплений. Добровольцы обратились в паническое бегство. Через какой-нибудь час времени Красная армия неминуемо хлынула бы в крымские степи, зайдя в тыл сивашских позиций, и Крым был бы занят большевиками.