Владимир Оболенский - Моя жизнь. Мои современники

В губернском собрании было несколько гласных из татар. Они сидели молча в своих барашковых шапках, не вникая в происходившие прения. Оживлялись лишь во время выборов. В выборной механике они хорошо разбирались и порой очень ловко надували доверявшихся им кандидатов. Все они были представителями местного дворянства — так называемые «мурзаки». В 1903 году, когда я переехал на постоянное жительство в Крым, во всем Крыму был один только татарин с высшим образованием — присяжный поверенный Муфти-Задз. Большинство мурзаков отдавало своих детей в средние учебные заведения, но по большей части, из-за неспособности к учению и национальной лени, они не могли переварить гимназической премудрости. Дотягивали до 4-го, 5-го класса, а затем поступали в окружные юнкерские училища, откуда выходили офицерами в Крымский кавалерийский полк. Ведя широкий образ жизни, татарская молодежь постепенно прокучивала огромные родовые имения отцов, принадлежавшие им еще со времен Крымского ханства. Татары любили почет и выборные должности. Им доставляло даже удовольствие избрание на бесплатные должности заведующих военно-конскими участками. Земцы им в этом удовольствии не отказывали тем более, что все они любили лошадей и в конской области были хорошими знатоками. Бывало хуже, если татарское большинство выбирало своих излюбленных людей на должности, сопряженные с заведованием общественной кассой. Милые, добродушные люди, гостеприимные и радушные, они любили хорошо пожить и часто не отличали собственных денег от общественных. Редко бывали случаи, чтобы предводитель дворянства или председатель земской управы из татарских мурзаков не кончал свою карьеру большей или меньшей растратой.

Вообще татарское дворянство, заключавшее родственные браки в целом ряде поколений, проявляло несомненные признаки вырождения. Что касается татарских крестьян, то они мало приобщались к европейской культуре, обучая своих детей в национальных духовных школах зубрежке текстов из Корана. Впрочем, с конца прошлого века земские школы стали заполняться татарчатами, а после революции 1905 года, когда в них начали преподавать татарский язык, они уже успешно конкурировали с «мектабэ» (духовными школами). Татарская демократия оказалась способнее вырождающегося дворянства. Окончив земскую школу, более способные и состоятельные ученики поступали в гимназии, а оттуда в университеты, и на моих глазах появлялись потом врачи, учителя, адвокаты из татарской демократии.

На земском собрании 1903 года я почти единогласно был избран членом губернской земской управы и стал жителем города Симферополя.

Симферополь совсем не походил на среднерусские провинциальные города, в которых мне приходилось жить. [8] Особенности Симферополя, о которых речь впереди, имели все города Крыма. Он скорее был похож на европейский провинциальный город, чем на русский. В то время даже Москва была еще наполовину застроена деревянными домами, а в провинциальных городах даже на главных улицах нередко можно было встретить деревянные строения, на окраинах же каменных домов почти не было. Преобладали деревянные особняки, обнесенные деревянными покосившимися заборами с нависшими над ними кустами сирени и бузины.

Симферополь был весь каменный. Это объясняется, конечно, не большей культурностью населения, а сравнительной дороговизной дерева и дешевизной камня. Камень придавал городу более опрятный и культурный вид. Но на внешнем облике города сказывалась и ббльшая культурность населения. Улицы, частью шоссированные, частью замощенные хорошей мостовой, содержались в чистоте и были засажены деревьями, преимущественно акациями, которые весной пропитывали воздух опьяняющим ароматом. Летом по ним ездили бочки, поливавшие уличную пыль. Городской сад был чист и опрятен, дорожки посыпались песком, а в центре его, вокруг памятника Екатерине II, разбиты были клумбы с красивыми цветами.

Все это столь элементарное благоустройство самого мелкого европейского города совершенно отсутствовало в то время даже в больших губернских городах. Типичный русский губернский город имел мостовые с глубокими выбоинами и ухабами, а окраины утопали в непролазной грязи. Всякий из них обязательно имел городской общественный сад, посаженный каким-нибудь усердным губернатором. Летом по воскресениям там играла музыка и толпился народ. Но что это были за сады! Грязные, забросанные окурками и бумажками, заросшие всяким бурьяном. Редко встречались засеянные газоны и цветы.

И население Симферополя сильно отличалось от населения русских городов. В среднерусском провинциальном городе сословные и общественные различия людей проникали весь его быт. В каждом прохожем по одежде и манере держаться вы сразу могли отличить помещика-дворянина, чиновника, радикального интеллигента, купца, мещанина, крестьянина. Здесь, в Крыму, все эти внешние отличия были нивелированы. В симферопольской уличной толпе, как и в толпе европейской, все как-то подделывались к среднему типу, к типу торгового приказчика. Преобладали пиджаки, крахмальные воротнички, а на головах — зимой котелки, а летом — соломенные канотье.

Эта внешняя нивелировка жителей соответствовала и нивелировке внутренней. Обычное деление на «аристократию», «интеллигенцию» и серую массу обывателей, столь типичное для любого губернского города, здесь отсутствовало. Дворяне, богатые немцы-колонисты, купцы разных темноволосых национальностей (евреи, греки, караимы, армяне), чиновники, третий земский элемент, — все были между собою знакомы и относились друг к другу, как равные к равным. Этой общественной нивелировке подчинялись даже губернаторы, обычно назначавшиеся из лиц, близких к придворным кругам. В салоне у губернатора можно было встретить за чашкой чая русского аристократа, татарского мурзака, еврейского адвоката, караима, ведущего торговлю табаком, и т. д. В других губерниях такого смешанного общества в губернаторских салонах не бывало. Симферополь, как и весь Крым, если не считать курортной Ялты с Ливадией, не только по внешнему виду, но и по своему быту и нравам был ближе к городам западно-европейских демократий, чем к русским городам, вся жизнь которых складывалась в соответствии с существовавшим еще сословно-самодержавным государственным строем России. Демократическая атмосфера, в которой подрастало молодое поколение русских граждан в Крыму, была, вероятно, одной из причин того, что уроженцы Крыма, начиная с Желябова и Перовской, всегда заполняли ряды русских революционеров в непропорциональном количестве.

Особенность крымских городов составляли сильно развитые у жителей местные муниципальные интересы, что, может быть, объясняется средневековыми традициями тех времен, когда приморские города Крыма были генуэзскими колониями. Я три года прожил в Орле, не зная даже фамилии местного городского головы. Оно и понятно. Купечество, господствовавшее в городских думах провинциальных городов, было малокультурно и больше заботилось о своих собственных интересах. Только в самых крупных городах — Москве, Петербурге, Одессе, Киеве — городские думы в большинстве своем состояли из культурных людей со средним и высшим образованием. В Крыму муниципальная жизнь была в центре внимания жителей. Вопросы базара, водопровода, трамвая волновали местных жителей, которые нередко заходили послушать прения отцов города. И к думским выборам население относилось активно. Этим объясняется интеллигентный состав городских гласных. Симферопольская дума, например, по уровню образовательного ценза гласных едва ли уступала московской. Сравнительно высокий культурный уровень населения и его интерес к местной жизни были причиной расцвета местной прессы. Когда я поселился в Симферополе, в нем издавались две частных газеты, и еще одна — в Севастополе, а через несколько лет в Крыму насчитывалось уже от 5 до 6 газет. Это было тогда, когда в остальной России во всяком случае более половины губерний не имели ни одной местной газеты, кроме официальных «Губернских Ведомостей».