Игорь Кохановский - «Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

– Я думаю, это делалось умышленно. Высоцкий определил для себя планку, через которую переходить не хотел.

Ну, мы же все понимали, что перейти эту планку значило в какой-то степени подписать себе приговор. Вообще я считаю, что Высоцкий, в отличие от Галича, был в чем-то советский поэт. Поиск «социализма с человеческим лицом» был очень характерен для Таганки, и Высоцкий этого принципа придерживался. В этом смысле, как мне кажется, Галич Высоцкого несколько пугал, потому что один шаг – и человек мог перейти на ту сторону.

– Давайте еще поговорим о Высоцком в Театре на Таганке. Вы сказали, что он сидел один и к нему никто не подходил. Такое может быть по разным причинам: скажем, актер такой величины, что к нему робеют подходить. А может быть, что человека просто не любят его коллеги. Почему, по вашему мнению, вокруг Высоцкого была такая пустота?

Видите ли, в Театре на Таганке, как, впрочем, и в другом театре, в котором я работал, – Театре на Малой Бронной, – все зависело от воли режиссера. И в то же время ревность была совершенно несусветная. Ревность актера по отношению к режиссеру касается буквально всего. Например, Броневой ревновал Эфроса, потому что тот на репетиции уделял на пять минут больше времени Ольге Яковлевой, чем ему. Они даже время засекали! Это как ревность к женщине.

Да, Любимов Высоцкому многое прощал, все это видели. А что ему оставалось делать? Снимать с роли? Диапазон карательных мер, которые были в распоряжении Любимова, тоже был ограничен. Однажды Высоцкого уволили из театра на три месяца, это мне говорил Давид Боровский, поскольку они вдвоем с Любимовым разрабатывали эти репрессивные меры.

То, что Высоцкому многое прощалось, вызывало у актеров раздражение – и очень большое. Хотя те же актеры, когда надо было попросить Высоцкого помочь с квартирой или машиной, не гнушались с этим к нему подходить, и Высоцкий безотказно помогал.

– И зла ни на кого не держал…

Нет, абсолютно зла не держал. Он был выше этого. Когда вышел фильм «Бумбараш», где играли два таганских актера – Юра Смирнов и Валера Золотухин, – он совершенно искренне радовался их успеху. И конечно, ему было очень обидно, когда Золотухин согласился быть его дублером в «Гамлете». И это понять можно: для Высоцкого Гамлет был не просто ролью, а смыслом его работы в театре.

Но он был все время в некотором отчуждении. Тут ведь дело еще и в том, что когда Высоцкий не играл и не репетировал, он над чем-то работал, у него просто не было времени, чтобы спокойно поговорить или пойти в буфет выпить чаю.

Помню, однажды я встретил Высоцкого совершенно случайно. Был в гостях у Новеллы Матвеевой, вышел на улицу – и увидел Володю. Мы постояли, поговорили – но в основном помолчали. Я почувствовал, что у него какие-то мысли были в тот момент, какие-то образы приходят, в которых он находится, – и не надо ему мешать.

Глубоких разговоров у нас было немного. Мне запомнилось, как однажды я пришел к нему в гримерную после спектакля «Преступление и наказание». Я сказал: «Володя, ты так играешь, что я боюсь, что ты просто помрешь на сцене». Он усмехнулся и сказал: «Да нет, на этом спектакле не помру. Вот когда я Гамлета играю, то тут всяко может получиться…» Он так это сказал, что я понял – это говорится всерьез, он основательно чувствовал, что смерть за ним ходит.

2013

В 1971 году на сцене «Современника» я выпустила спектакль «Свой остров» по пьесе эстонского драматурга Раймонда Каугвера. Пьеса была проходная, что-то о добыче сланцев, и взялась я за постановку, в основном, потому, что придумалось: вяло прописанный, только обозначенный там конфликт можно сделать внятным и из производственного превратить в нравственный, если построить спектакль на песнях Высоцкого. Я дружила с Володей, много раз, в том числе и у себя дома, слушала его. Понимала, что он не откажет. Так и случилось. Высоцкий стал настоящим соавтором спектакля: не только разрешил использовать свои песни, но специально написал «Лирическую» (она начинается словами «Там лапы у елей дрожат на ветру…»).

В спектакле все песни исполнял Игорь Кваша. Он делал это очень хорошо – Володю не только не смущало, но даже нравилось, что Игорь пел их иначе. Из всех, кто пытался исполнять его песни, он принимал одного Квашу. Ценил именно эту непохожесть, которую привнес Игорь. В этом случае принимал как право другого на художественную интерпретацию.

В те времена спектакли сдавались комиссиям, реперткомам, начальникам всяким… И вот примерно за две недели до приемки спектакля – сдавали к юбилею какому-то очередному, Советской власти или еще чего-то, я уже забыла, к счастью, – мне говорят: «Все, что угодно, но только не Высоцкий». А я сказала: «Для меня это принципиально. В моем спектакле могут звучать только эти песни».

Начальником Управления культуры был Погоржельский, он начал меня уговаривать: «Галина Борисовна, ну все, что угодно, любые песни!» И, как главный аргумент: «Возьмите любого поэта, даже Северянина!» Почему-то самым крайним у него оказался Северянин. Но меня не так легко сломать. К тому же я отлично понимала, зачем мне нужны именно Волидины песни. «Нет, только Высоцкий» – и отказалась выпускать спектакль.

Эта тяжба длилась, кажется, две недели, и они уступили. Я была счастлива и горда, что это первые тексты Высоцкого, которые были залитованы, то есть получили официальное разрешение на публичное исполнение.

– Спектакль был принят хорошо?

Да, очень хорошо. А потом я эту пьесу ставила в Болгарии. Володя приехал на выпуск. Получилось, что я и в Болгарии открыла «зеленый свет» Высоцкому. «Свой остров» там имел невероятнейший успех. Роль, которую у нас играл Кваша, – кстати, он и в Болгарию приезжал и играл в той постановке, – в театре «София» играл знаменитый болгарский актер Досьо Досев.

В связи с Болгарией расскажу такой эпизод. У них есть такой поэт, Любомир Левчев, который потом подружился с Высоцким. Я очень рада, что это произошло как бы с моей подачи.

Левчев однажды приехал в Москву дня на два или три. От меня он знал о Высоцком и начал уговаривать, чтобы я их познакомила. Я позвонила Володе и попросила заехать после спектакля. Мы сидели у моей приятельницы Дины, болгарки, у нее была квартира на Кутузовском проспекте.

Володя приехал после «Гамлета», гитары у него с собой не было. Долго-долго, с каким-то невероятным воодушевлением он просто читал свои стихи Любомиру. Как поэт – поэту. Вот так они познакомились, а потом стали близкими друзьями.

– Вы дружили с Владимиром Семеновичем много лет. Наверняка, какие-то встречи запомнились больше других…