Игорь Кохановский - «Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

Было много хорошего, много веселого, немало и грустного… Но о последнем не будем.

Помню, как будто вчера, поздний вечер в моей только что обретенной квартире на улице Рылеева. Пришли Володя с Мариной. И тогда он в первый раз спел «Спасите наши души». Я – человек не экзальтированный, но меня это произвело такое сильнейшее впечатление, душу перевернуло, что я схватила икону, висящую на стене, и подарила Володе.

Он часто бывал в этой квартире. Она была на первом этаже, а рядом находилось отделение милиции. И каждый раз, когда Володя приезжал, в дверь звонили представители, так сказать, власти и устраивали разносы за шум.

Потом мы начали над этим просто хохотать, потому что видели, как сначала всё отделение милиции собиралось под нашими окнами и слушало, как Высоцкий поет. И только потом, через значительную паузу, один из них, наверное, выбранный по жребию, приходил делать выговор. Вроде кто-то из соседей звонил им. Может, конечно, и звонили, потому что было у нас действительно шумно.

Однажды был случай. Всё как обычно: у Волчек – поют, под окнами – милиционеры, выбирающие между желанием слушать Высоцкого и необходимостью прекратить «это безобразие». Наконец, второе побеждает. Звонят в дверь. Я открываю. Они проходят в комнату, жестко так. И тут… нежданные гости просто обалдели: прежде тех, кто сидел у меня в гостях и слушал Володины песни, они видели только по телевизору: Георгий Товстоногов, он тогда был депутатом Верховного Совета; Евгений Лебедев, народный артист СССР, Чингиз Айтматов, знаменитый писатель и тоже депутат Верховного Совета Союза. Немая сцена. Блюстители порядка не ушли – исчезли.

В этой квартире была небольшая столовая. Очень узкая комната, где помещался только стол со стульями. Когда в Москву впервые приехал знаменитый американский театр из Вашингтона, его актеры и режиссеры были на спектаклях «Современника». Мы подружились, и я их пригласила в гости.

Они набились в эту маленькую комнату, и тут пришел Володя. Он пел, они, конечно, не понимали ни одного слова по-русски, но кто-то прослезился, кто-то был просто в шоке, удивительно, но Володин талант, его энергия, его боль были им понятны – это был такой восторг!

– Вы лауреат премии «Своя колея»…

Вы знаете, когда мне дали эту премию, я была невероятно горда и радовалась ей больше, чем большинству других премий, которые получала за свою жизнь. Я думаю, что Володя был бы доволен…

2006

Трудно передать, как много значил для меня Высоцкий. День 25 июля 1980 года черной чертой разделил жизнь на две неравные части: до и после. Та, что «до», освещена и освящена! – светлым образом Высоцкого.

Кляну себя за легкомыслие – одно не записал, другое не потрудился запомнить. И не оттого, что не понимал, кто со мной рядом. Но разве можно было предположить, что он, моложе на два года, наделенный природным здоровьем, уйдет из жизни раньше. Наверно, поэты не могут жить долго. Они проживают более эмоциональную, более страдальческую жизнь. Боль других – их боль. С израненным сердцем долго не выдержишь.

Небольшой архив все-таки сохранился. Письма, задумки неосуществленных сценариев, черновики песен, пластинки с дарственными надписями, театральный билет на последний, уже не состоявшийся спектакль «Гамлет», траурная повязка, с которой стоял у гроба.

Иной раз листаешь старую записную книжку и среди пустых незначительных записей натыкаешься на такие строки: «Приезжал Володя. Субботу и воскресенье – на даче. Написал новую песню». Помню, встретил его в аэропорту, в руках у него был свежий «Советский экран» – чистые поля журнала исписаны мелкими строчками. Заготовки к новой песне. Значит, работал в самолете. Отдыхать он совершенно не умел.

Потом на даче, когда все мы купались в море и загорали, он лежал на земле, во дворе дома, и работал. Помню, готовили плов на костре. Кричали, смеялись, чуть ли не перешагивали через него, а он работал. Вечером спел новую песню. Она называлась «Баллада о детстве».

Он ворвался в нашу жизнь в начале шестидесятых: время расцвета новой поэзии, новой литературы. Время Ренессанса искусств.

Не так давно отшумел фестиваль молодежи и студентов. Будто распахнули окно в большой мир – и оттуда ворвался свежий воздух. Студент-первокурсник Высоцкий проводит дни и ночи на улицах Москвы, дышит этим воздухом.

Только что образовался «Современник» – Высоцкий среди первых его зрителей и почитателей.

Молодые поэты читают стихи у памятника Маяковскому. Высоцкий еще не набрался смелости подняться на ступеньки гранитного постамента – он в толпе вокруг памятника, ловит каждое слово.

В это время Марлен Хуциев снимал знаменитую «Заставу Ильича». Фильм вышел в оскопленном виде и под другим названием, из него вырезали, в частности, изумительный эпизод – вечер поэтов. Он снимался документально. На сцене молодые поэты: Евтушенко, Вознесенский, Рождественский. Вот, словно сама богиня поэзии, – Белла Ахмадулина. Голова запрокинута назад, видна белая лебединая шея. Волшебным, завораживающим голосом она бросает в зал слова: «Дантес или Пушкин?…» В зале вместо массовки – истинные любители поэзии. Молодежь шестидесятых годов. Высоцкий среди них. Его нет на экране, но он там, в зале. Его не могло там не быть.

Вот вышел на сцену Булат Окуджава со своей гитарой. Кумир тогдашней молодежи. Высоцкий был влюблен в него. Окуджава поднял уличную песню до вершин поэзии. Вернее, свои намеренно простые и глубокие стихи облек в форму уличной песни. Он начал то, что продолжил потом Высоцкий.

Конечно, Высоцкий все равно бы запел. Бог наградил его удивительным голосом, музыкальным даром. У него было ранимое сердце Поэта. Он все равно бы запел. Но Окуджава указал путь.

И вот на смену задумчивой доброте песен Булата Окуджавы – охрипший голос солдата. Даже не голос – крик. Несмолкаемый крик, как предвестник беды.

Сначала я услышал запись. Кто он? Откуда? Судя по песням, воевал, много видел, прожил трудную жизнь. Могучий голос, могучий темперамент. Представлялся большой, сильный, проживший…

И вот первое знакомство. Мимолетное разочарование. Стройный, спортивный, улыбчивый московский мальчик. Неужели это тот, тот самый?! Вероятно, так были разочарованы крестьянские ходоки к Ленину. Воображение рисовало огромного, сильного человека – еще бы, всю Россию поднял на дыбы! И вдруг – небольшого роста, лишенный сановной важности. Еще и картавит…

Живой Высоцкий оказался много интереснее воображаемого идола. Запись сохраняет голос, интонацию, смысл песни. Но как много добавляют к этому живая мимика талантливого актера, его выразительные глаза, вздувшиеся от напряжения жилы на шее. Высоцкий никогда не исполнял свои песни вполсилы.