Юрий Жуков - Летописцы Победы

В марте 1944 года я проходил краткосрочную штурманскую подготовку в 10-м отдельном разведывательном авиаполку.

Во время обороны воздушные разведчики работают беспрерывно: за противником нужен глаз да глаз, и в его тылу и на переднем крае. И я, обучаясь, собирал материал для газеты. Особенно подружился с командиром второй эскадрильи Василием Васильевичем Кибалко. Родом он из Одессы, работал формовщиком на судостроительном заводе и учился в аэроклубе. Затем окончил военную школу пилотов. Войну встретил под Вильнюсом в полку скоростных бомбардировщиков. Там подружился со штурманом Григорием Яковлевичем Михеевым из Бежецы. Теперь они летали на разведку на «Пе-2», отличались высоким мастерством и мужеством в фотографировании переднего края противника. Летать нужно было не выше четырех километров и точно по курсу. А вражеские зенитки били вовсю. И так под яростным огнем четыре — шесть, а то и до десяти минут полета. О своем боевом опыте они охотно рассказали читателям газеты. В мае 1943 года оба разведчика были удостоены звания Героя Советского Союза.

Я жил с Кибалко и Михеевым в одной комнате в деревушке, что приютилась неподалеку от Смоленского аэродрома. Они учили меня авиационному уму-разуму. С Кибалко поднялся для практики в воздух…

23 июня 1944 года началась операция под кодовым названием «Багратион». Войска четырех фронтов перешли в наступление — внезапно, стремительно. И среди них 3-й Белорусский (преобразованный из Западного) фронт. За месяц с небольшим советские войска освободили всю Белоруссию, часть территории Литовской ССР и Польши. Наши части вышли к границе с фашистской Германией. С этой операции и до конца войны 1-й воздушной армией командовал генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин. До нас он возглавлял 8-ю воздушную армию, отличившуюся в Сталинградской битве и при освобождении Крыма.

В ходе этого решительного броска на запад у редакции было несколько перебазировок. Но ни разу ритм выхода газеты не был нарушен. Особо запомнилась одна из перебазировок. Редактор Анатолий Иванович Ланфанг, опытный журналист, работавший еще в «Рабочей газете» с самого ее зарождения и переведенный к нам из редакции газеты Карельского фронта, решил переезжать на новое место двумя «эшелонами» — расстояние было немалое. С вечера, когда очередной номер газеты был подготовлен к печати, в путь отправилась машина с «наборным цехом», в основном девчата. С этой машиной отправился и я. На новом месте нужно было набрать и сверстать газету. Днем должен был прибыть другой грузовик — с печатной машиной и офицерами редакции. На Минском шоссе уже в полной темноте разыскал столб с указанием заданного километра. Здесь свернули вправо на проселок, пролегавший по Логойскому району Минской области.

Часам к двум ночи добрались до нужной деревни. В ней ждал сюрприз: в лесу за хлебным полем скопилось более тысячи гитлеровцев-окруженцев во главе с генералом и с рацией. Кругом никаких воинских частей — наши войска ушли вперед. Ночью фашисты достигли Минского шоссе (нам повезло, успели миновать роковое место). Вражескую группировку стал выбивать с шоссе в нашу сторону полк пограничников, охранявший тылы фронта. Но об этих подробностях узнал лишь утром, когда, чтобы выяснить обстановку, через пустошь поспешил в полусожженную врагом деревню Мачужичи, где разместился штаб армии. Начальнику штаба генерал-майору авиации А. С. Пронину ничего не оставалось, как вызвать на подмогу девятку штурмовиков. «Илы» точно отбомбились, и остатки немецких частей сложили оружие.

«Наборный цех» заработал. А во второй половине дня прибыл «второй эшелон».

Некоторое время назад у летчиков нашей армии побывал один из наиболее популярных публицистов — Илья Эренбург. А почему бы не попросить его написать в номер, посвященный 27-й годовщине Великого Октября, небольшую статью? С этим и другими заданиями вылетел в Москву. Оказалось, квартира писателя повреждена и он временно живет в гостинице. Связываюсь с Ильей Григорьевичем по телефону, получаю согласие. В назначенный час звоню в номер. Дверь открывает хозяин, показывает, куда повесить шинель. Пересекаю комнату и попадаю в следующую, совсем маленькую. Прямо передо мной диван. Полка над его спинкой уставлена книгами Эренбурга, изданными на иностранных языках. Кругом тоже книги, газеты, журналы. Писатель указывает мне на диван и просит немного подождать. Сам садится за пишущую машинку и продолжает печатать: на каретке заметил заправленный лист бумаги с начатым текстом. Но вот стук клавишей прекращается. Писатель читает материал, делает небольшие поправки, подписывает и вручает мне.

А я-то думал, что он завершает для кого-то статью, потом будет расспрашивать о летчиках. И только тогда сядет за статью для нас. Читаю статью и мысленно восхищаюсь: написано лаконично, остро, звучит актуально. Словом, по-эренбурговски, без скидки на «ранг» газеты.

Статью мы напечатали в праздничном номере. Оригинал у меня сохранился. Вот начало статьи: «Два года тому назад одна берлинская газета писала: «Сверкают глаза немецких завоевателей». Кончились те времена. Теперь не глаза сверкают у фрицев, а пятки. Началось изгнание врага». А каков конец статьи! «Еще немного — и радостно встретит победителей вся наша Россия… Женщины скажут: вот наши летчики, они воевали в небе, и в небе они спасли землю».

На исходе сорок четвертый год. Наши войска ведут бои в Восточной Пруссии. Аэродромы истребителей, ночных бомбардировщиков «По-2», штурмовиков расположены уже по ту сторону государственной границы. Скоро и нам ее пересекать. А пока газету выпускаем в литовской деревне Стернишки. Рабочий день в редакции был в разгаре, когда позвонил начальник штаба армии. Редактора не оказалось, трубку взял я, его заместитель:

— Командующий приказал завтра напечатать о подвиге Головачева и обязательно с портретом. Какая нужна помощь?

— День короткий… Необходим самолет туда и обратно. Портрет рисовать полетит капитан Островский. До площадки надо бы его подбросить на машине.

— Все будет сделано. Машину высылаю.

Что же за подвиг совершил Головачев? И, видимо, только что… Мои размышления прерывает тихий голос:

— Я готов…

Поднимаю глаза. Передо мною стоит Петр Островский в старенькой пехотного образца шинели, в шапке с уже опущенными «ушами». Через плечо — видавшая виды полевая сумка. Сквозь очки в тонкой роговой оправе на меня устремлены невозмутимые глаза:

— Куда? И кого?

— В девятый гвардейский истребительный. А где он, не знаю. Портрет Головачева.

— Извозчик довезет. Размер клише?

— Полторы колонки. Смотрит в полосу.

Возле редакции останавливается машина. Петя спешит на выход.