Сергей Кремлев - Берия. Лучший менеджер XX века

Ученик Лузина, Андрей Колмогоров в 36 лет, в 1939 году, стал академиком, в 1941 году – лауреатом Сталинской премии, еще при жизни Сталина получил два ордена Ленина и орден Трудового Красного Знамени. Александр Хинчин стал членом-корреспондентом АН СССР в том же году, что и Колмогоров, но – в 45 лет. В 1941 году Хинчин стал лауреатом Сталинской премии, а к 1953 году – еще и кавалером ордена Ленина.

Сергей Александрович Лебедев, создатель нашей первой быстродействующей счетной электронной машины БЭСМ и ее модификаций, в 1934 году, тридцати двух лет от роду, выпустил в свет уже 2-е (!) издание своей книги «Устойчивость параллельной работы электрических систем», в 1946–1951 годах возглавлял Институт электротехники АН Украинской ССР, ас 1953 года стал Директором института точной механики и вычислительной техники, где разрабатывались БЭСМ-1, БЭСМ-4, БЭСМ-6 и другие пионерские ЭВМ.

В 4-м томе 3-го издания Большой Советской Энциклопедии о машинах семейства БЭСМ есть статья, написанная самим Лебедевым. Это – 1971 год. А вот в 4-м томе Большой Российской Энциклопедии, изданном в 2006 году, о БЭСМ нет ни слова. Еще бы – а вдруг кто-то обратит внимание на то, что первая БЭСМ работала уже в 1953 году, и усомнится в том, что «тиран» Сталин был гонителем современных направлений научно-технического прогресса.

Однако у нашей вычислительной техники уже в 40-е годы были собственные идеологи и собственные творцы. Об этом хорошо написал Серго Берия:

«Я как-то рассказывал своим нынешним коллегам, что у меня в институте тогда было вычислительных машин больше, чем сегодня! Одиннадцать! Да, большие по объему, еще первого поколения, но – были! Отечественная, кстати, техника… Странно, что все это забыто. А ведь основные разработчики находились в Киеве и Харькове… Профессор Лебедев, целый ряд других ученых создали эти машины…

Хотя именно тогда партия давила лженауку кибернетику… Ее ЦК, аппарат, как всегда, были далеки от реальных вещей…

Их болтовня нам не мешала, потому что к таким серьезным вещам, как ядерный, ракетный проекты, партийных работников и близко не подпускали. В других отраслях, где они имели возможность вмешиваться, они, конечно, мешали здорово… А Сталина интересовало дело. Цену аппарату ЦК он знал, поверьте… Он ему нужен был для контроля…»

Эту оценку я сразу же предложу читателю сопоставить с другой, данной только что назначенным министром среднего машиностроения Вячеславом Мылышевым на антибериевском пленуме ЦК:

«Стиль руководства Берия – диктаторский, грубый, непартийный.

Кстати о партийности. Я работал во время войны, руководил танковыми делами… не было у него партийности никогда. Он как-то настраивал или толкал не прямо, а косвенно, что партийная организация должна услуги оказывать (кому – Берии, или стране? – С.К.) … ты то-то сделай, другое сделай.

Не было положения, чтобы он нас учил, у партийной организации попросил помощи организовать партийную работу и так далее. Он считал секретарей областных комитетов партии диспетчерами…»

А кем же еще могли быть во время войны секретари обкомов в областях, производящих вооружения, как не диспетчерами Государственного Комитета Обороны? Токарь Аня Лопатинская с Уралмаша дала 300 (триста!) процентов нормы… Когда ее спросили, как это ей удалось, она ответила: «Стою на цыпочках». Чтобы достать рычаги управления большим станком, Аня, которой не хватало роста, «стояла на цыпочках» одиннадцатичасовую смену!

Так что – перед такими людьми секретари обкомов должны были «партийных вожаков» из себя изображать, «агитировать» их, а не деловым образом координировать их производственную деятельность – как диспетчеры?

Да перед этой пятнадцатилетней девочкой, «стоявшей на цыпочках» во имя Победы, им не грех было и на колени встать!

Малышев был инженером. И в том же 1941 году на Уралмаше он очень жестко потребовал от руководства завода снизить, например, время монтажа подмоторной рамы танка с сорока восьми часов до трех-пяти… То есть в десять раз!Начальственное самодурство? Безграмотный произвол? Нет! Жесткость Малышева не запугала уралмашевцев, но показала во всей наготе: КАК нужны фронту танки. И через какое-то время танки пошли на потоке.

Вот так же жестко вел себя – когда этого требовала ситуация – и Берия. В итоге фронт получал от тыла то, что обеспечивало Победу. В этом и была партийность Лаврентия Берии и Ани Лопатинской, потому что они состояли в партии Сталина.

А генералы Бордов и Рыбальченко, несмотря на их стенания по поводу голодающего народа, состояли в партии партократов, и в эту партию – партию Хрущева – переходили теперь и люди вроде Вячеслава Малышева.

Увы…

Вот еще одно обвинение в якобы «непартийности», письменно высказанное в адрес Лаврентия Павловича управляющим делами Совмина СССР М.Т. Помазневым уже после ареста Берии. Помазнев объяснял Маленкову и Хрущеву, что, поскольку ему «не удалось получить слово на Пленуме ЦК», он хотел бы дополнить характеристику «матерого интригана, веролома и провокатора» Берии рядом фактов и писал:

«…7. Берия нетерпимо относился к партийным и общественным органам, работникам и мероприятиям. Он культивировал неуважение к аппарату ЦК. Участие в общественных мероприятиях считал бездельем. Когда приходилось присутствовать на парткоме, на собрании или заседании и в это время был звонок от Берия, всегда был скандал. Он много раз говорил, что это могут допускать лишь бездельники».

Что ж, таким поведением Берии и такими его оценками можно лишь восхищаться. Во время войны за социализм надо было не агитировать, его надо было защищать. После войны в пустопорожней «агитации» тем более уже не было нужды. За социализм не надо было агитировать, его надо было строить и укреплять! И страна к 1952 году умела и могла многое…

Ах, как много мы уже тогда могли! И как многим из того, что мы могли, мы обязаны организаторскому и управленческому таланту Берии, умевшего талантливо использовать «человеческий фактор» в самых лучших его проявлениях. Сейчас иногда пишут о тандеме-де «технократов» Маленкове и Берии. Но никакого настоящего «тандема» не было, и если склонный к партократаческим методам Маленков и умница Берия нередко сидели на одном «велосипеде», то «педали» вовсю крутил Берия, а Маленков в лучшем случае не тормозил движение.

И ВОТ ТУТ я скажу еще раз о несостоятельном утверждении различных политологов, о повсеместно пропагандируемом тезисе относительно якобы постоянных интриг в высшем руководстве сталинского СССР.

Я не хочу сказать, что интриг вовсе не было. Но я хочу сказать, во-первых, что они были не такими, как их описывают, во-вторых, – не так персонифицированны и, в-третьих, что Лаврентий Павлович Берия ими не занимался. Не раз упоминавшийся мной Алексей Топтыгин, написавший о Берии зачастую умно и точно, в нем, к сожалению, многого не понял. Тем не менее и Топтыгин написал, например, так: