Галина Субботина - Марсель Пруст

Несмотря на то что установить короткое знакомство Прусту не удалось, он в мае 1892 года в третьем номере журнала «Пир» опубликовал портрет мадам де Шевинье, который явился первым наброском внешности герцогини Германтской. Писатель упоминает «…птичий, нос с горбинкой, глаза пронзительные и нежные, руки в белых перчатках, положенные на бортик театральной ложи». Далее Пруст развивает мысль о сходстве Лоры с пернатыми, рассказывая, что «…никогда не мог встретить ее сыновей или племянников, которые все имеют нос с горбинкой, тонкие губы, пронзительные глаза, слишком тонкую кожу, без того, чтобы не распознать в них ее “расу”, берущую свое происхождение, без сомнения, от какой-то птицы или богини».

Пруст сблизился с графиней только после 1905 года, когда его промах забылся. Однако после публикации «Стороны Германтов» между Прустом и мадам де Шевинье возникло новое непонимание. Лора слишком близко к сердцу приняла некоторые насмешливые описания герцогини Германтской. Обиженный и раздраженный Пруст, рассказывая в одном из писем своему другу де Гишу о своем конфликте с мадам де Шевинье, сравнивал ее с «упрямой курицей», которую прежде он принимал за «райскую птицу».

Еще одно светское знакомство Пруста окажется связанным с романом «В поисках утраченного времени»: в 1891 году начинающему писателю удалось войти в салон принцессы Матильды (1820–1904), племянницы Наполеона, дочери Жерома Бонапарта, короля Вестфалии. Когда-то она была замужем за князем Анатолем Демидовым, племянником Николая I, человеком грубым и несдержанным, с которым она в конце концов развелась. Принцесса будет упомянута под своим настоящим именем в романе «Под сенью девушек в цвету»: повествователь будет ей представлен в Булонском лесу Сваном. В своем представлении Сван перемешает реальные и выдуманные факты. «Это принцесса Матильда […] вы знаете, она была знакома с Флобером, Сент-Бёвом, Дюма. Только представьте, что это племянница Наполеона! Ее руки просили сам Наполеон Третий и русский император», — скажет он.

Пруст опишет свои впечатления от салона принцессы в статье «Один исторический салон. Салон ее императорского величества принцессы Матильды», опубликованной в «Фигаро» в 1903 году. В статье Пруст цитирует несколько связанных с принцессой анекдотов. Например, историю о том, как ее родственник принц Луи Наполеон решил избрать армейскую карьеру. Принцесса, недовольная этим решением, заявила, что существование одного военного в семье не дает права другим делать подобные глупости. Когда ее спросили о том, что она думает о Французской революции, ожидая, что представительница высшей аристократии будет говорить о ее ужасах, принцесса неожиданно заявила: «Французская революция? Да без нее я бы продавала апельсины на улицах Аяччо!»

В салоне принцессы бывали такие знаменитости, как Мериме, Сент-Бёв, Тэн, Флобер, братья Гонкур, Мюссе. Однако в эпоху Пруста, когда принцессе было уже 70 лет, из былых гениев остались в живых лишь Тэн и Эдмон Гонкур. В 1887 году она разорвала отношения с Тэном, потому что он написал серию критических статей о Наполеоне. Гениев в ее салоне заменили завсегдатаи со странностями: так, граф Жозеф Примоли собирал марки. Гости принцессы посмеивались над филателистом до того момента, пока он не продал свою коллекцию за огромную сумму. Другой страстью Примоли была привычка приглашать к себе на ужин смертельных врагов. Вошла в легенду и подруга принцессы баронесса де Гальбуа, известная своей недалекостью. Она, например, заявила однажды, что Флобер читал ей «Бювара и Пекюше». Когда же присутствующие стали высказывать сомнения по поводу возможности такого чтения, она решила признать свою ошибку, но лишь наполовину. «Возможно, Флобер читал мне только Бювара, но не Пекюше», — пробормотала она. Одна из историй, которые рассказывали о баронессе, была использована Прустом в романе. Мадам де Гальбуа, услышав однажды, что речь идет о телефоне, совсем свежем на тот момент изобретении, решила показать, что очень ценит нововведения. «О, телефон, — прервала она беседующих, — я не видела ничего более замечательного со времени изобретения… столоверчения». В тексте Пруста одна из недалеких гостий вечера в салоне Вердюренов использует подобное комическое сравнение со столоверчением для того, чтобы описать свое восхищение сонатой Вентейля.

Салон мадам Лемер (1845–1928) был одним из самых оригинальных в парижском свете. Она принимала гостей в небольшом особняке на улице Монсо по вторникам. Пруст в своей статье «Сиреневый сад и мастерская роз. Салон мадам Мадлен Лемер», опубликованной в «Фигаро» в 1903 году, расскажет, что особняк представлял собой трехэтажное здание, к которому прилегало застекленное ателье, окруженное сиреневым садом. Мадам Лемер, владелица особняка, была исключительно влиятельна и известна не только во Франции, но и за ее пределами. Ее подписи на акварели и на приглашении ценились в парижском свете более, чем произведения любого другого художника и приглашения любой другой хозяйки салона. Александр Дюма, желая сделать ей комплимент, сказал как-то, что только сам Создатель может поспорить с мадам Лемер в количестве сотворенных роз. Действительно, любимым жанром этой художницы и хозяйки одной из самых блестящих гостиных Парижа были натюрморты с цветами.

Ее салон стал популярен благодаря знакомствам мадам Лемер с художниками — Жаном Беро, Пюви де Шаванном, Леоном Бонна, Жоржем Клареном, к которым со временем присоединились и другие люди искусства. «Постепенно, — сообщает Пруст в своей статье, — стало известно, что в мастерской бывают небольшие собрания без малейших приготовлений и без каких-либо претензий на “вечер”, на которых каждый из приглашенных “занимался своим делом” и демонстрировал свой талант, в результате чего маленький праздник в тесном кругу включал такие развлечения, которые не могли предложить самые блестящие парадные обеды». В салоне стали устраивать небольшие представления актеры (Режан, Коклен, Барте), играть свои произведения композиторы (Массне, Сен-Санс). А вскоре в гостиной стало тесно и от аристократии: у мадам Лемер стали бывать графиня де Шевинье и даже великая княгиня Мария Павловна. К ним, доведя салон до совершенства, присоединились и писатели: Франс, Лемэтр, Флер, Кайаве.

Для объединения в единую композицию всех блестящих гостей необходим был исключительный талант мадам Лемер. Но, несмотря на все ее усилия, без скандалов все-таки не обходилось. Так, граф де Ларошфуко, которого как-то усадили за стол слишком далеко от хозяйки, в возмущении закричал: «А на моем месте подают все блюда?» Тот же Ларошфуко во всеуслышание с презрением отозвался о происхождении герцогов де Люин: «У них не было никакого положения в десятом веке!» Особенно трудно было удержать вместе аристократов и артистов: первые опасались насмешек, вторые не любили высокомерия представителей «голубых кровей». Потому мадам Лемер предпочитала приглашать к себе новые таланты, которые еще можно было использовать в качеств «зубочисток» — так фамильярно называли участников небольших развлекательных представлений после ужина.