Екатерина Глаголева - Людовик XIII

Вернувшийся Легра сообщил, что королю и кардиналу многое известно. Тогда Анна стала просить о встрече с Ришельё. Вообще-то кардинал сам дал понять, что эта встреча необходима, однако устроил всё так, что она состоялась по приказу короля: несмотря на плохое самочувствие, его высокопреосвященство был вынужден подчиниться своему государю и отправился спасать его незадачливую супругу, пока она окончательно себя не погубила.

Анна уже поняла, что лучше сознаться. Да, она писала во Фландрию своему брату кардиналу-инфанту и маркизу де Мирабелю, жалуясь на свою горькую долю. Она просила Мирабеля воспрепятствовать союзу между Людовиком XIII и герцогом Лотарингским, а также между Англией и Францией. Да, она собиралась встретиться с герцогиней де Шеврез, которая должна была явиться в Париж инкогнито. Эти признания были сделаны кардиналу наедине, когда статс-секретари Шавиньи и Нуайе, присутствовавшие при начале разговора, уже ушли. Королева совершенно потеряла самообладание и, если верить мемуарам Ришельё, перемежала свою речь восклицаниями: «Как вы добры, господин кардинал!» Она даже протянула ему руку, но Ришельё из почтения не прикоснулся к ней. В тот же день Людовик, получивший подробный отчет об этой встрече, потребовал, чтобы королева письменно подтвердила признания, сделанные министру. В интересах государства было ее простить, хотя король имел полное право развестись с ней и выслать обратно в Испанию.

Анна написала под диктовку текст своих признаний, и внизу этого документа Людовик приписал своим крупным почерком: «Увидев искреннее признание королевы, нашей дражайшей супруги, в том, что могло в ее поведении доставить нам неудовольствие в течение некоторого времени, и получив от нее уверения, что она будет исполнять свой долг по отношению к нам и нашему государству, мы объявляем, что полностью забудем то, что было, никогда не станем об этом вспоминать и намерены жить с нею, как добрый король и добрый муж должен жить со своею женою, в доказательство чего подписываем сию бумагу и передаем ее на подпись статс-секретарю. Составлено в Шантильи 17 августа 1637 года». Возможно, в этот момент он думал о своей сестре Елизавете, с которой прекратил переписку, как только объявил Испании войну. Он-то соблюдал правила игры!

Специально для королевы составили правила поведения:

«Я не желаю, чтобы королева писала госпоже де Шеврез, главным образом потому, что это было предлогом для всех ее писем к другим лицам.

Я желаю, чтобы госпожа де Сенесей доносила мне обо всех письмах, отправляемых королевой, и чтобы они были запечатаны в ее присутствии.

Я также хочу, чтобы лейб-камеристка Филандр сообщала мне обо всех случаях, когда королева станет писать, а это будет происходить, поскольку у нее есть письменный прибор.

Я запрещаю королеве посещать женские монастыри, пока снова не дам ей на это разрешение; я желаю, чтобы в одном помещении с нею всегда находилась придворная дама и камер-фрау.

Я прошу королеву помнить, когда она пишет или велит писать за границу или передает туда известия любым путем, прямым или косвенным: она сама сказала мне, что по собственному согласию будет лишена забвения своего дурного поведения, которое я даровал ей сегодня.

Пусть королева также знает, что я не желаю, чтобы она виделась с Крафтом и прочими посредниками герцогини де Шеврез.

Составлено в Шантильи 17 августа 1637 года».

Ниже рукой королевы приписано: «Обещаю королю свято соблюдать вышеизложенное».

После этого король поднялся в комнату супруги, и та попросила у него прощения в присутствии кардинала. Людовик сказал, что прощает ее, и, по настоянию Ришельё, супруги поцеловались. Король вновь стал навещать жену каждый вечер, но это были протокольные визиты, в которых не было никакой сердечной теплоты. Вскоре королеве разрешили посещать монастыри, за исключением Валь-де-Грас, но она сама от этого воздерживалась.

Оставалось разобраться со «стрелочниками» — Лапортом и герцогиней де Шеврез. Паж молчал как рыба, и королеве велели написать ему, чтобы он во всём признался. Но письмо было написано под диктовку, в очень расплывчатых выражениях. Что значит «во всём»? В переписке с Шеврез? С Мирабелем? Или в сношениях с Марией Медичи, английским двором и Оливаресом? Уж лучше молчать. Здесь открывается очередная страница истории, достойная авантюрного романа. В Бастилии находился шевалье де Жар, помилованный на эшафоте и заключенный в тюрьму пожизненно. Мари де Отфор выдала себя за горничную его приятельницы мадам де Вилларсо и отправилась вместе с ней на свидание. Там она передала Жару письмо с подробными инструкциями королевы Лапорту. Шевалье сумел разузнать, что камера Лапорта находится под его собственной, двумя этажами ниже. Во время прогулки в тюремном дворе он сговорился с узниками с промежуточных этажей. Ночью каждый разобрал пол в своей камере, и Лапорту спустили письмо на нитке, выдранной из рубашки. На следующий же день Лапорта вызвали на допрос и показали ему орудия пыток: дыбу, «испанский сапог», жаровни, клещи… Лапорт стоял на своем: письмо королевы было ей продиктовано, но если ее гофмейстер господин де Ларивьер повторит вслух приказ ее величества, он всё скажет. В присутствии Ларивьера Лапорт признался, что передавал письмо Мирабелю через Ожье из английского посольства — и только. Его вернули в камеру, где он провел еще девять месяцев.

Ришельё отправил в Тур двух аббатов, чтобы расспросить «Шевретту». Та уже знала, что произошло, и с полным основанием опасалась королевского гнева. Сначала она всё отрицала, но 24 августа подписала некоторые признания, которые аббат дю Дора привез в Париж.

От герцогини было меньше вреда, пока она находилась во Франции, поэтому кардинал всячески пытался помешать ее отъезду за границу; он даже предложил уплатить ее долги. Ларошфуко прислал в Тур англичанина Крафта, чтобы успокоить герцогиню: король ее простит. Однако та всё равно не находила себе места. Аббат дю Дора в дороге заболел, от него не было вестей. Тут герцогине доставили часослов от Мари де Отфор. Согласно их уговору, если переплет книги будет зеленым, значит, бояться нечего, красный цвет — опасность. Переплет часослова оказался красным. Более того, в книгу было вложено письмо королевы, сообщавшей, что арест неминуем: за герцогиней придут утром 6 сентября.

Возможно, Анна Австрийская попросту желала избавиться от чересчур деятельной подруги, которая уже навлекла на нее немало бед. Как бы то ни было, герцогиня запаниковала. Получив часослов, она немедленно отправилась к старому архиепископу Турскому Бертрану д’Эшо и получила от него рекомендательное письмо его племяннику в Стране басков. В девять вечера она покинула замок Кузьер, переодевшись в мужское платье, и верхом, в сопровождении двух слуг, выехала в Пуатье, а затем в Рюффек, где обратилась за помощью к Ларошфуко. Не сумев похитить королеву, тот предоставил герцогине карету и четверку лошадей, а также дал адрес своего поверенного Мальбати, который проводил ее до испанской границы. Из Испании «Шевретта» отправилась в Англию.