Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Грустно мне читать, что Вы и здоровьем не можете в настоящую минуту похвалиться и что неприятности преследуют Вас! Дай бог, чтобы то и другое было скоропреходящим эпизодом Вашей жизни и чтобы поскорее наступила полоса ничем не нарушимого нравственного и физического благополучия.

Репетиции оперы продолжаются. Я нахожу со стороны большинства артистов такое сочувствие к моей музыке, которым горжусь. Но зато начальство, чиновники делают все, чтобы помешать успеху оперы. Я уже говорил Вам, что .дирекция не дала ни одного гроша на постановку оперы. Теперь некто г. Лукашевич, невежественная и жалкая креатура знаменитого барона Кюстера, выдумывает всяческие придирки, чтобы помешать певице Каменской явиться в роли Иоанны, а между тем она необходима для успеха оперы. До чего доходят эти придирки, трудно себе и представить. Вчера на репетиции, узнавши случайно, что в одном месте оперы я ради условий сценических и вокальных перенес одну мелодию из партии Иоанны в партию Агнесы, он заявил мне, что я на это не имею права и должен испрашивать у кого-то на то разрешения!!! Была минута, когда я хотел взять назад свою партитуру и уйти из театра. Направник уговорил меня этого не делать!

Возмутительно, гадко! Хочется бежать куда-нибудь подальше из этого проклятого города, где царит чиновническое самоуправство!

Комедия Модеста пойдет в понедельник девятого. Он тоже вкушает теперь прелесть столкновений с театральной администрацией.

Пошли Вам бог здоровья и спокойствия!

Бесконечно Вас любящий

П. Чайковский.

С.-Петербург,

11 февраля 1881 г.

Милый, бесконечно дорогой друг! Ради бога, простите, если в эти последние дни моего петербургского пребывания я могу написать Вам лишь краткое уведомление о всем происходящем. Дошло до того, что у меня уже нет в течение всего дня ни единой минуты, в которую я мог бы уединиться и заняться чем бы то ни было. Кроме ежедневных репетиций, бесконечно-долго продолжающихся, у меня бесчисленная масса родных и так называемых коротких знакомых, раздирающих меня буквально на части. Я устал и утомился до полнейшей пpoстpации. Но уверенность в том, что, если останусь жив, буду через неделю уже в Венеции и вообще далеко отсюда у поддерживает меня. Большое удовольствие доставило мне свидание с Львом Васильевичем и Верой, приехавшими сюда третьего дня. Лев Васильевич просит меня передать Вам, дорогая моя, что в настоящую минуту он не знает никого, кого бы смело мог рекомендовать Вам в директоры. Но он скоро возвратится в Киев, а оттуда в Каменку и будет видеться с людьми, которые могут дать ему указания на нужного Вам человека. Письмо, в котором я передал ему Ваше поручение, застало его в Киеве, когда Таня была опасно больна, вследствие чего он не имел времени обстоятельно переговорить с кем-нибудь. Во всяком случае он даст Вам ответ, когда найдется человек, пригодный для Вас.

Комедия Модеста имела успех, но в газетах его больше бранят, чем хвалят, хотя никто не отрицает в нем таланта. Его много раз вызывали и очень дружно приветствовали.

Опера идет послезавтра, в пятницу, а в субботу утром я уезжаю!!! О судьбе моего произведения на первом представлении я буду Вам в субботу телеграфировать.

Бесконечно благодарю Вас, дорогой друг мой, за карточку Ваших симпатичных сыновей. Как они все симпатичны! Вероятно, следующее мое письмо будет из-Вены!

Еще раз благодарю Вас за все!!!

Ваш П. Чайковский.

Телеграмма

1881 г. февраля 15. Вильна.

Опера моя имела большой успех, вызвали двадцать четыре раза. Каменская превосходна, исполнение вообще отлично. Еду в Винницу, Венецию, Рим. Прошу адресовать письмо в Рим. Здоров, счастлив и покоен, желаю Вам того.

Чайковский.

Браилов,

16 февраля 1881 г.

Поздравляю, от всей души поздравляю Вас, мой милый, бесподобный друг, с успехом Вашей несравненной оперы. Я в восторге и восхищаюсь вдвойне: во-первых, тем, что публика сумела понять и оценить Ваше превосходное произведение, а во-вторых, тем, что правда и достоинство взяли верх, а подлость и деспотизм остались в дураках. Я так рада и хорошему известию от Вас и тому, что Вы спокойны и .довольны. Дай бог, чтобы это состояние продолжалось как можно дольше, и я надеюсь, что под благословенным небом Италии Вам будет долго хорошо. Теперь в особенности и время года самое восхитительное там. Как должно быть хорошо в нашей милой Флоренции, а в Риме еще лучше. Я буду сердцем там вместе с Вами....

Скажу Вам большое горе, милый друг мой, и при этом попрошу у Вас усердно прощения. Мне приходится отдать Сиамаки в аренду,потому что опыт этого года доказал, что меня там так обкрадывают, что самой невозможно продолжать дело, и я приказала искать арендатора и хотя поставила первым условием, что домик и сад оставляются мне. но сомневаюсь, чтобы удалось это отстоять, потому что уже несколько человек, желающих взять, заявляют, что не могут брать без дома и сада. Простите, милый друг мой, но что мне делать, когда меня кругом обкрадывают, и нет человека, которому бы я могла что-нибудь доверить.

Скажите мне, дорогой мой, не захотели ли бы Вы в случае желания погостить у меня в Браилове заменить Сиамаки лесничеством, знаете, где был зверинец с козами? Если бы это было подходяще для Вас, то будьте так добры, сообщите мне об этом, и я займусь устройством этого уголка. Вообще прошу Вас, дорогой мой, расскажите мне Ваши проекты на это лето и осень.

Мое намерение есть поселиться совсем в Браилове, чтобы хозяйничать и добывать доходы, а почему мне особенно нужны эти доходы. объясню позже, когда дело больше выяснится.

Из Москвы очень печальные вести о здоровье Ник[олая] Григорьевича, так что уж он даже решился уехать за границу. Быть может. Вы там где-нибудь столкнетесь с ним. Я думаю, он был бы рад.

Сегодня ночью я жду приезда Володи, вероятно, на один день, потому что по делам. У меня такое множество дела это время и весьма тяжелого свойства. Для меня этот год-високосный: на меня столько обрушивается самых тяжелых ударов, что отдохнуть и опомниться некогда. Дай бог. чтобы я за Вас могла быть спокойна....

Я жду не дождусь лета. Без воздуха и без природы мне тяжело жить. Да, хохла Данильченко я отпустила, потому что по фортепианной части уж больно schwach [слаб] он был, а приедет на днях брат Влад[ислава] Альб[ертовича], пианист. Он может приехать потому, чтоНик[олай] Григ[орьевич] уезжает за границу, а он его класса. До свидания, мой милый, бесценный друг. Не забывайте всем сердцем любящую Вас

Н. ф.-Мекк.

Получили ли Вы группу моих мальчиков?

Вена,