Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Вообразите, милый друг мой, какая пытка для меня: в воскресенье концерт на выставке; исполнять будут исключительно Ваши сочинения. Мне хочется слышать их смертельно, а ехать боюсь - зала устроена так, что отдельных лож нет, а быть близко других людей для меня в Москве опасно: меня стерегут с разными просьбами. Например, ловит меня Тербер, знаете, друг мой, инспектор музыки при театрах, пристает, чтобы я ему дала тысячу рублей на приданое для дочери, писал мне об этом во Флоренцию; я отказала. Как только я приехала в Москву, сейчас явился ко мне, его не приняли. И, таким образом, есть много личностей, которые стерегут случая поймать меня, а это для меня невыносимо. И вот я осуждена относительно Вашей музыки; “источник видеть пред собой и жажду чувствовать Тантала”. Боже мой, как это обидно.

Да, я забыла еще сказать по поводу моей мечты о браке моего Саши с Тасею, что, я думаю, в Синоде это пройдет, так как теперь

***

Афиша представления “Орлеанской дeвы” Чайковского в Праге. 1882 г.

Даже двоюродным разрешают жениться, и в моем проекте tief никакого родства.

То, что Вы мне пишете, друг мой, о жене Анат[олия] Ильича, мне также не нравится, - это указывает пустую натуру. Дай бог, чтобы мы ошибались. Бедный, милый Боб, какую катастрофу он выдержал. Каково ему теперь? Прошло ли это бесследно? Бедная Александра Ильинична! Мои мальчики также восхищаются умом и остроумием Володи.

У меня, слава богу, все здоровы. Я всё вожусь со своим маленьким хозяйством и радуюсь своему уголку. В настоящее время делают фотографии, и я сейчас пришлю Вам, дорогой мой, как только будут готовы. Одну из них, с моею особою, я специально заказала для Вас, милый друг мой, потому что она изображает момент из самой домашней жизни, а именно, когда я пью утренний кофе на террасе и всегда думаю о Вас.

Погода второй день очень хорошая; у нас мило, хорошо. Ах, если бы Вы тут побывали! Хотелось бы очень еще много, много Вам писать, дорогой мой, и у меня всегда много есть чего писать Вам, но рука отказывается передавать мысли. Будьте здоровы, мой бесценный, и не забывайте всем сердцем беспредельно Вас любящую

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Я бы писала Вам чаще, если бы была в состоянии писать оче.нь мало, но мое желание делиться с Вами своими мыслями, проектами, впечатлениями est plus fort que moi [сильнее меня].

Каменка,

3 августа 1882 г.

Дорогой, милый друг мой!

Вчера утром приехали сюда Ваши чудные сыновья. Мне еще вчера вечером хотелось Вам написать о том неотразимо обаятельном впечатлении, которое с первой же минуты они произвели на меня, но я нарочно удержался, чтобы, более близко познакомившись, обстоятельнее написать про испытанные впечатления. Я очень трудно знакомлюсь с людьми, хотя бы они и были юношами. Но я не знаю, оттого ли, что это именно Ваши дети, или таково свойство этих милейших юношей, но только с первой же минуты я почувствовал себя с ними в какой-то общей, родственной сфере, так что мне казалось, будто они на моих глазах выросли. И в самом деле, замечательно скоро они сделались здесь в доме совсем своими. Они здесь не гости, которые как бы ни были милы и дороги, а всё-таки гости, требующие, чтобы ими занимались, а следовательно, чтобы с ними несколько стеснялись, а как будто близкие милейшие родственники. Теперь уже и их люблю от всей души не только как Ваших сыновей, но самих по себе, как юношей, самых симпатичных, которых когда-либо встречал. Если б из писем Ваших, а в особенности из одного собственного письма Саши, которое Вы мне однажды присылали, я бы уже не был ознакомлен с ними, то, сравнивая их обоих, отдал бы решительное предпочтение Коле (хотя прежде, по детским карточкам, скорее Саша был моим любимцем). Коля ходит в каком-то ореоле светлой нравственной чистоты; вся его личность имеет свойство сразу привлекать к себе сердце; как-то тепло и отрадно становится, смотря на него, особенно когда он улыбается и с жаром говорит. Саша на первый взгляд менее симпатичен и, будучи сдержан, застенчив и серьезен, не так быстро овладевает сердцем людей, с коими сталкивается, как его брат, но так как я уже знал, сколько чудных свойств ума и сердца в нем скрывается, то весьма скоро он сделался мне точно так же мил, как и Коля, и, право, я не знаю теперь, могу ли я отдать предпочтение тому или другому из них. Они как-то очень удачно оттеняют и дополняют один другого, и видеть их вместе тем более приятно, что они так дружны между собою и так любят друг друга. Сегодня, например, Саша играл мне мой концертный вальс, вещь очень трудную, длинную и неблагодарную, и случилось, что память ему изменила, и он некоторое время немножко путался и не знал, как перейти к средней части вальса. Нужно было видеть, как милый Коля страдал за Сашу и как ему хотелось, чтобы брат выказал свое уменье в полном свете. Меня это ужасно тронуло.

Сколько я знаю, вижу и понимаю, Анна очень серьезно, сознательно полюбила Колю. Они чрезвычайно мило держат себя друг с другом, с такой искренней непринужденностью, так просто, как будто с детства друг с другом знакомы и предназначены один для другого. Весь дом, начиная от Льва Вас[ильевича] и кончая Юрием, находится в праздничном настроении по случаю их приезда. Все их любят, всем присутствие их доставляет отраду и искреннюю радость.

Я нахожу, что голос у Коли очень хорош и достоин того, чтобы им заняться. В его голосе есть то качество, которое - редкость между русскими голосами: это то, что называется тембр, т. е. в нем своеобразная, теплая окраска. Но голос этот - еще хороший сырой материал, с которым ему трудно справляться. Он не знает никаких приемов, которые нужны для того, чтобы уметь по произволу усиливать, ослаблять голос, придавать ему то или другое выражение. Позвольте, друг мой, весьма рекомендовать Вам приискание для него хорошего учителя; в Петербурге они имеются. Что касается Саши, то более всего меня поражает его фанатическая любовь к музыке, его вечная готовность играть, слушать музыку или, по крайней мере, говорить о ней. Играет он весьма порядочно, т. е. обладает уже весьма почтенным механизмом, и в нем есть задатки самого тонкого и глубокого понимания музыки. Ему, по моему мнению, тоже нужен хороший, опытный учитель, и если он будет во время своего пребывания в Училище поддерживать Свою технику упражнением (даже час в день было бы для того достаточно), то может сделаться хорошим пианистом, а если по окончании курса в Училище займется серьезнее, т. е. посвятит музыке значительную часть времени, то, при его любви к ней, мне кажется, что из него может выйти и настоящий артист. Обоим им, но особенно Саше, необходимо, хотя бы понемножку, знакомиться с теорией музыки.

Я получил телеграммы и письма, в коих меня так усердно зовут в Москву к будущему воскресению (когда должен состояться концерт из моих сочинений), что у меня не хватило духу отказать, и я решился ненадолго съездить. Выезжаю в четверг, так что в Москве буду в субботу, и оттуда тотчас же напишу Вам.