Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

В воскресенье приезжают мои милые детки Коля и Анна, я жду их с нетерпением. Будьте здоровы, дорогой мой. Всем сердцем горячо Вас любящая

Н. фон-Мекк.

[Москва]

27 января 1884 г.

Милый, дорогой друг мой!

Вчера Сашок и Соф[ья] Карл[овна] выехали отсюда в Cannes, и я хотел в течение дня написать письмо и если не сам отвезти его на железную дорогу, то, по крайней мере, послать Алешу. Но с раннего утра до вечера я возился с оперой. Сначала должен был ездить смотреть приготовленные для оперы костюмы, потом быть на репетиции танцев в театральной школе, потом на репетиции в театре и вернулся домой уже слишком поздно, чтобы проводить Ваших детей или чтобы написать Вам.

Вчера была первая полная репетиция. Опера начинает слаживаться, хотя еще очень далеко до того, чтобы я вполне был удовлетворен. Во всяком случае, никак не могу пожаловаться на недостаток усердия и сочувствия. Все относятся к опере с любовью и совершенно искренним восторгом. Это меня тем более трогает, что в Петербурге при постановках всех моих предыдущих опер я привык встречать на каждом шагу козни, неудовольствия и обиды. Опера назначена на 3 февраля, но я не уверен, что это предположение исполнится, ибо еще много осталось работать. Не буду Вам ничего говорить о состоянии крайнего нервного напряжения, в котором я нахожусь. Я бываю иногда так утомлен, что почти теряю способность говорить, думать, соображать. Каждый час, почти каждую минуту говорю себе, что это последняя опера, которую я написал, и что не по моим силам и не по моему характеру переживать сложную махинацию оперной постановки. В Петербурге опера тоже репетируется, и меня зовут туда, но вряд ли я поеду. Думаю тотчас после первого представления ехать за границу. Жаль мне ужасно расставаться с бедным Алешей, который в скором времени должен вернуться на службу.

Думаю, что, когда это письмо придет к Вам, Коля с Анной уже будут находиться при Вас. Как я бы желал, чтобы Анна понравилась Вам!

Будьте здоровы, дорогая моя, и простите, ради бога, краткость и редкость моих писем. Ах, поскорее бы мне разделаться с оперой!

Ваш беспредельно Вам преданный

П. Чайковский.

Всем Вашим шлю сердечные приветствия. Обнимаю Колю и Анну.

Москва,

3 февраля 1884 г.

Дорогой, бесценный друг!

Простите, ради бога, что давно не писал Вам. Вот уже неделя, что я нахожусь в таком до крайности возбужденном и нервном состоянии, что удивляюсь, как здоровье мое может вынести всё это! До третьегоднешнего вечера я только был взволнован и утомлен до последней степени репетициями. Но с этого вечера я и тайную, но глубокую горесть испытываю. Происходила генеральная репетиция “Мазепы” с даровой публикой, наполнившей театр сверху донизу. Репетиция шла в музыкальном отношении очень недурно, но в сценическом — очень плохо, т. е. обстановка не слажена, антракты были бесконечные и на каждом шагу неурядица. От этого ли, или потому, что некоторые из артистов пели лишь вполголоса, но только меня поразила крайняя холодность публики. Из этого я вывел, что опера не имеет залога прочного и продолжительного успеха, и мысль эта угнетает и грызет меня теперь с невероятной силой. Сегодня первое представление. Завтра в концерте Эрдмансдерфера исполняется новая сюита, a шестого числа, в понедельник, “Мазепа” идет в Петербурге. Я могу попасть туда к первому представлению, но к репетиции уже не попаду, ибо последняя репетиция будет происходить завтра.

Я в нерешимости, ехать ли, согласно приглашению тамошних артистов, в Петербург? Если опера поставлена не так, как мне хочется, если произошли в музыкальном отношении неправильности, то исправить их я уже не могу. Значит, остается только ехать в Петербург ради вызовов, в случае успеха, или смертельного нового огорчения, в случае неуспеха. Я склоняюсь к мысли не ехать, но еще не решил. Об исходе сегодняшнего представления буду Вам телеграфировать. Очень может быть, что я в субботу, т. е. завтра, уеду за границу.

Я еще не ответил на два Ваших вопроса прошлого письма Вашего. Письмо из Тура я получил. Что касается моей вещицы, виденной Влад[иславом] Альберт[овичем] в Cannes, то это перепечатка незаконная, ибо право на мои сочинения во Франции принадлежит Брандусу.

Я слышал, что не невозможно, чтобы с Вашего разрешения Софья Карловна была помолвлена с Ал. Римским-Корсаковым. На случай, что Вы бы удостоили меня спросом моего мнения на этот счет, то я сказал бы, что Р[имский]-К[орсаков] — юноша очень мало мне знакомый и что ни дурного, ни хорошего о нем ничего не знаю, за исключением того, что он из очень почтенного и хорошего семейства. Наружность его говорит скорее в его пользу. Но если позволите, то я советовал бы немного подождать и дать упрочиться чувству молодых людей, если таковое действительно согревает их отношения.

Будьте здоровы, дорогая моя!

Ваш П. Чайковский.

Берлин,

7/19 февраля 1884 г.

Милый, дорогой, бесценный друг! Становлюсь перед Вами на колена и прошу прощенья за то, что не исполнил своего намеренья телеграфировать тотчас после оперы об степени успеха ее. Прямо после представления происходил ужин, данный мне артистами, на коем я, несмотря на ужасную усталость, должен был присутствовать до пяти часов утра, а на другой день я не успел опомниться, как наступил час отъезда. Дорогой же я хотел телеграфировать из Смоленска и из Минска, но ни там, ни тут иностранную телеграмму не согласились принять, и, таким образом, пришлось отложить до Берлина.

“Мазепа” имел успех в том смысле, что и артистам и мне было сделано много оваций. Не буду Вам описывать всё, что я испытал в этот день; просто едва не сошел с ума от волнения и страха. Братья, ввиду моего страшного нервного расстройства, уговорили меня не ехать в Петербург, а поскорее за границу. Я так и сделал и нисколько не раскаиваюсь в этом, ибо чувствую, что положительно был не в силах выдержать еще раз, без передышки, те же волнения. Здесь я нашел сегодня утром депешу от Модеста, в которой он извещает, что вчерашнее первое представление “Мазепы” в Петербурге имело тоже успех и что государь остался до конца и выразил полное удовольствие. Завтра я выезжаю в Париж и оттуда мне хотелось бы в Италию, и притом так, чтобы съехаться с Колей и Анной, если я им не буду расстраивать их tete-a-tete. Один я боюсь теперь быть и не могу скрыть, что хотя и путешествие и пребывание здесь, по-видимому, должны были благодетельно подействовать на мои нервы, но я почему-то ощущаю страх и тоску от полного одиночества. Бедный Алексей опять надолго со мной расстался. Он страшно сокрушен этим.

Вы простите меня, дорогая моя, что я пока не пишу подробностей о “Мазепе”. Не могу еще спокойно говорить обо всём этом. Из исполнителей я особенно доволен Павловской. Это необычайно даровитая и умная артистка. Жду от Вас весточки в Париже. Будьте здоровы, дорогая!