Дайан Китон - Кое-что ещё…

В гримерке парикмахер Барри выдавал плоские шуточки и накручивал мне волосы на бигуди, а Пол наносил макияж. Иногда за обедом ко мне подсаживался Джереми Пиксер, один из сценаристов, и начинал рассказывать, как он ненавидит разных легендарных персонажей вроде Скарлетт О’Хары, “самовлюбленной сучки”. У меня сложилось впечатление, что он пытался мне на что-то намекнуть.

Все видели, что я паршиво играю под руководством Уоррена – сложно было сработаться с перфекционистом, который делал по сорок дублей за раз. Иногда мне казалось, будто все вокруг – какой-то дурной бесконечный сон. Я и до сих пор считаю, что в том фильме играла вовсе не я. Наверное, так я реагировала на присутствие на площадке Уоррена.

Только на трагической сцене воссоединения Джона Рида и Луизы Брайант на вокзале я смогла взять себя в руки и придать хоть какое-то подобие жизни своему персонажу. Уоррен где-то шестьдесят пять раз пытался отснять эту сцену, пока я наконец не перестала выпендриваться и осуждать женщину, которую мне надо было полюбить, прежде чем попытаться ее сыграть. Съемка этой сцены стала для меня неожиданным, но интересным опытом. Настойчивость Уоррена привела к тому, что на лице Луизы, когда к ней подходит Джон Рид, невооруженным глазом видна любовь. “Красные” – это поистине эпическое кино про идеалы и людей, которые в них верят. Джон Рид пожертвовал жизнью ради своих убеждений. Но для меня фильм Уоррена навсегда остался историей о несовершенной любви.

На дворе стояли восьмидесятые. Я была номинирована на “Оскар” за роль в “Красных”, но проиграла Кэтрин Хепберн. Следующий мой фильм, “Как аукнется, так и откликнется”, вызвал неоднозначные отзывы. “Маленькая барабанщица” оказалась успешной, так же как и “Миссис Соффел” с Мэлом Гибсоном. Фильм “Преступления сердца” с Джессикой Лэнг и Сисси Спейсек критикам понравился, но особую кассу не собрал. Обсуждалось мое участие и в грядущем “Мысе страха” с Робертом Де Ниро, но в итоге Скорсезе взял на эту роль Джессику Лэнг. Другие проекты, такие как “Почти человек”, “Перемены в школе”, “Клепто”, “Что бы ни случилось с Гарри” и “Книга любви”, так никогда и не увидели свет.

Не то чтобы я мало снималась. Я ездила на съемки в Канаду, Лос-Анджелес, Финляндию, Испанию, Россию, Великобританию и Грецию, снималась в Напе, Израиле, Германии и Саутпорте, штат Южная Каролина. Но зачастую мне не хватало энтузиазма. Я продолжала жить в Нью-Йорке. Уоррен, выигравший “Оскара” за лучшую режиссуру, то появлялся, то исчезал из моей жизни вновь, пока наконец не ушел навсегда. Вуди встретил Миа Фэрроу, и у них начался бурный роман. Без хорошего режиссера и сценария, придуманного под меня, я была всего лишь актрисой средней руки. Я не писала книг, не запустила линию одежды в стиле Энни Холл. У меня не было менеджера, и меня это полностью устраивало.

В свободное от съемок время я занималась разными хобби, которые с большой натяжкой можно было назвать “искусством”. Мой друг Дэниэл Вулф даже как-то устроил выставку моих работ, посвященных религиозных памфлетам. В Канзасе я нашла художника Роберта Хаггинса и попросила его воплотить мои идеи на огромных холстах. Когда работа над странными “Религиозными деяниями” была закончена, я перешла к фотографии в стиле Сэнди Скогланда (знаменитого автора “Радиоактивных кошек”, картины, на которой изображены зеленые глиняные котики в серой кухне). В честь Сэнди я составила объемную картину, призванную напоминать об альпийских красотах, – подобрала камушки по размеру и прикрепила сверху очень похожих на настоящих крошечных ворон. На этом фоне я разместила девять маленьких балерин в розовых пачках и, завершив работу над диорамой, принялась ее фотографировать. Увидев снимки, я сразу поняла, что Сэнди Скогландом мне не быть. Поэтому я решила заняться портретной фотографией – снимала друзей, например Кэрол Кейн, сидящих под таким светом, что на их лица полосами падали тени. Еще писала стихи к песням, которые так никогда и не увидели свет.

И так далее и тому подобное. Потом я начала подражать Диане Арбус и фотографировать прохожих. И, как будто бы всего остального было уж недостаточно, я еще и занялась коллажами – средний размер которых составлял полтора на два метра. В одном коллаже под названием “Без подтяжки” я прикрепила голову Бетт Дэвис… не буду говорить куда. Лучше вам этого не знать.

Уоррен, с которым я продолжала дружить, не уставал напоминать мне, что я была кинозвездой. Сосредоточься на кино, твердил он. Я его не слушала. В мир фотографии недавно с триумфом ворвалась Синди Шерман, и я решила, что концептуальные портреты – это тоже мое. Я пыталась убедить саму себя, что я в первую очередь – художник, не желая смотреть неприятной правде в лицо: я была актрисой, последней комедией которой был “Манхэттен” 1979 года.

Наконец Уоррену удалось до меня достучаться и я решила стать продюсером какого-нибудь фильма. Недавно я прочла поэму “Чья-то любимая” о выдающейся женщине-режиссере из Голливуда и ее лучшем друге, и она мне очень понравилась. На поезде я добралась до Вашингтона и там познакомилась с Ларри МакМертри, владельцем книжного магазина, который вскоре стал моим близким другом. Ларри, закинув ноги на стол, выслушал мою лихорадочную речь и сразу согласился передать мне права и заодно написать сценарий. Спустя полгода сценарий был готов – Ларри, как всегда, сдержал слово. Мой агент устроил встречу с Шерри Лэнсинг, главой “Парамаунта”, которая без особых обиняков сразу сказала мне, что проект не кажется ей достаточно перспективным с коммерческой точки зрения. На этом история сценария “Чья-то любимая” закончилась – зато началась история нашей дружбы с Ларри.

Чуть ли не каждый месяц я садилась в поезд, приезжала в Вашингтон и мы с Ларри принимались кружить по городу в его “кадиллаке”. Как правило, меня терзали очередные творческие идеи – как-то я задумала сделать серию фотографий чучел животных, и Ларри тут же повез меня к своим знакомым, у которых завалялась парочка чучел овец. Бесконечные поездки стали символом нашей с Ларри дружбы.

Однажды, когда мы с ним путешествовали по Техасу, я призналась, что мечтаю переехать в Майами-Бич, где всегда жарко и высокая влажность.

– Правда, иногда, – добавила я, – мне хочется попробовать пожить и в Атлантик-Сити или в Бахе Калифорнии. Хотя на самом-то деле, конечно, моя мечта – перебраться в Пасадену и поселиться рядом с арройо – пересохшим речным руслом. Ларри, держа в одной руке руль, а в другой – банку “Доктора Пеппера”, внимательно меня слушал. Добравшись до техасского города Пондер, из большого придорожного знака мы узнали, что тут проходили съемки “Бонни и Клайда”, фильма с Уорреном Битти – моей любовью, моим “Великолепным в траве”. Мне даже как-то не верилось, что когда-то я с ним встречалась, крутила роман, что мы вместе снимали “Красных”. Мысленно я перенеслась в 1967 год, домой, где мама снимала свою собственную версию “Бонни и Клайда”. Рэнди досталась роль Мосса, Робин была Бонни, Дорри – Бланш, а я, Дайан, играла Клайда. Роль Бонни я с возмущением отвергла. Вот еще, не буду я играть Бонни! Я хотела быть Уорреном Битти, да и кто бы меня осудил? В общем, в этом и крылся корень всех наших проблем – я хотела быть Уорреном Битти, а не любить его.