Сьюзен Батлер - Сталин и Рузвельт. Великое партнерство

В плане Уайта были разделы, которые не устраивали ни британцев, ни русских, но Рузвельт со свойственным ему ощущением духа времени сознавал, что конференция по финансовым проблемам должна собраться этим летом и что ее участники смогут в ходе встреч успешно сгладить все существующие между ними разногласия. Чтобы конференция стала плодотворной и появился шанс создать в мире новый экономический порядок, Моргентау счел необходимым, чтобы Британия и Россия подписали совместное заявление. Сначала Сталин отнесся к этому без особого интереса. После ознакомления с предварительной документацией он нашел вопросы недостаточно подготовленными. Он хотел, чтобы в документ было внесено положение об определении Россией в одностороннем порядке золотого содержания рубля, и не согласился с требованиями Уайта относительно размера внесения Советским Союзом платежей золотом в Международный валютный фонд. Было похоже, что Советский Союз не был намерен подписывать совместное заявление. Встревоженный Моргентау обратился к Громыко в Вашингтоне и к Гарриману в Москве с просьбой убедить Сталина согласиться, хотя бы для вида (позднее он назвал этот шаг «огромным риском»), советуя Гарриману сказать Сталину, что Британия уже подписалась под проектом, поступив столь неожиданно, по всей видимости, для спасения будущей конференции. Сталин согласился. Молотов попросил Гарримана приехать к нему в наркомат в 23:30 и при встрече прочитал ему следующее: «Правительство СССР еще не завершило в полном объеме изучение основных положений документа. Однако, если правительству Соединенных Штатов необходимо заручиться голосом СССР для обеспечения должного эффекта во внешнем мире, советское правительство соглашается дать указания своим экспертам выразить согласие с проектом г-на Моргентау» [696].

Моргентау был искренне удовлетворен и докладывал Рузвельту: «Вчера я созвонился с Гарриманом в Москве и с Громыко у нас и оказал на них давление, на какое только был способен, чтобы они добились от русских согласия с нами… Я подумал, что Вас больше всего устроит, если советское правительство примет решение согласиться с нами хотя бы с целью “произвести должное впечатление на остальной мир“. Другими словами, они хотели бы выглядеть в глазах остального мира нашими единомышленниками» [697]. По этому поводу Моргентау в беседе с Гарри Декстером Уайтом заметил: «Англии и России придется принять решения по двум жизненно важным для них вопросам… 1) намерена ли Россия начать сотрудничество с остальным миром в международной сфере, чего никогда не делала прежде; и 2) намерена ли Англия сотрудничать с Объединенными Нациями или собирается и далее заигрывать со своими доминионами? Сейчас обеим этим странам придется принимать решения, и… я не намерен принимать от них какие-либо иные слова, кроме “да“ или “нет“ [698]. Вероятно, обе страны дали согласие, понимая, что проект министра финансов Генри Моргентау предусматривал не столько гегемонию Соединенных Штатов, сколько оказание помощи всем странам после войны для того, чтобы снова встать на ноги, развиваться и расти, используя механизмы торговли и капиталовложений.

21 апреля «Совместное заявление экспертов Объединенных и Присоединившихся Наций об учреждении Международного валютного фонда» было, наконец, готово. Моргентау сообщил президенту Рузвельту, что 1 мая он разошлет приглашения начать 10 мая неформальное обсуждение проекта документа и созовет первую сессию в конце мая. «Отлично. Теперь у вас есть полномочия двигаться дальше» [699], – ответил президент.

В качестве места проведения конференции был выбран отель «Маунт Вашингтон», располагающий 350 комфортабельными номерами и построенный в виде замка в стиле испанского Ренессанса в Бреттон-Вудсе, штат Нью-Гемпшир. Это было прохладное, доступное и всем известное здание. Рузвельт одобрил проект приглашения, список американских делегатов конференции и ее название: «Монетарная и финансовая конференция при Организации Объединенных Наций». «Все хорошо, – отметил президент. – Вы заслужили медаль, Генри» [700].

Рузвельт созвал конференцию, для участия в которой сорок четыре государства направили свои делегации.

Отель, который был закрыт последние три года, был описан одним из участников как смесь роскоши, хаоса и бестолковости. Участники обнаружили, что окна в их номерах не всегда открываются или закрываются, а краны часто бывали неисправны. Но дни стояли теплые, по вечерам было прохладно, кормили хорошо, а тянувшаяся по всей длине отеля веранда была удобной для общения и бесед. В американскую делегацию входили: Генри Моргентау (председатель), Гарри Декстер Уайт, президент Первого национального банка в Чикаго, Дин Ачесон из Госдепартамента, председатель Федеральной резервной системы, профессор экономики Вассар и для выражения поддержки мероприятия Конгрессом – два конгрессмена и два сенатора.

С самого начала стало очевидным: хотя это и не «проявилось» в форме переговоров (поскольку это трудно было осуществить в конференции с участием такого количества стран, каждая из которых имела свои интересы), большинство членов американской делегации считало, что «России не нужен был Фонд даже с учетом того, что страна была разрушена и масштаб ее человеческих потерь поражал… У нее замкнутая система государственной торговли и государственной промышленности» [701].

«Но Фонду нужна Россия», – возразил Уайт. Член делегации сенатор Чарльз Тоби согласился с ним: «Россия должна войти в систему мировой конкуренции».

В советскую делегацию входили: М. С. Степанов, заместитель наркома внешней торговли и глава делегации; заместитель наркома финансов; начальник Кредитно-денежного управления Наркомата финансов; доктор экономических наук и глава Финансового управления Наркомата внешней торговли.

Несмотря на многие расхождения в позициях, советские делегаты в нерабочие часы вели себя очень дружелюбно. Они дважды сыграли в волейбол с американскими делегатами и оба раза выиграли. Русские также охотно общались с другими делегатами в ночном клубе отеля «Бреттон-Вудс», в котором никто из них не отказывался от выпивки и случая спеть хором песни.

Члены советской делегации возражали против квоты, выделенной для их страны в будущем Международном валютном фонде, на том основании, что торговля России с Америкой неизмеримо возрастет в послевоенное время. Они рассчитывали на квоту в Фонде в размере 10 процентов, что дало бы России 10 процентов голосов, но им сказали, что им будет выделено 800 миллионов долларов США, что составляет менее десяти процентов. Степанов по этому поводу заявил: «Предложенная формула рассчитывалась по прежним экономическим показателям, как, например, объем внешней торговли. Но поскольку есть уверенность в том, что объемы внешней торговли всех стран, в частности Советского Союза и Соединенных Штатов, вырастут, то и рассчитывать квоты следует, основываясь на будущих перспективах, а не на прежней статистике» [702]. Затем Степанов прибег к своему главному аргументу: советская квота должна быть равна британской.