Никита Михалков - Мои дневники

За спинами воинов на Куликовом поле стоит один только мальчик, которого защищают все эти сто тысяч человек.

Невозможность перешагнуть через что-то, чему, видимо, нет названия. (Михаил Тверской в колоде, не желающий бежать.) Что-то, что пронзительно просто и совершенно необъяснимо. Русский стоицизм, упорство без страха смерти, но со страхом перед тем, что, предав, не найти покоя в совести, не быть счастью.

Для Михаила Тверского – гибель есть логическое завершение положения, в которое его поставила судьба. Он не может не «испить сей чаши», ибо тогда перестанет быть самим собой.

Княжья дума: послы и бояре… Дмитрий сидит, слушает, смотрит, потом с самым серьезным видом просит его подождать и уходит. По переходам идет все быстрее, почти уже бежит… К жене!.. Любовь страстная!.. Потом опять – князь с важным видом среди послов.

История с первыми деньгами Дмитрия Донского.

Разбираются чьи-то дела, кого-то наказать должны, а Дмитрий об одном мечтает – как свою денежку новую Евдокии показать.

Понятность, ощутимость того, о чем хочется говорить. Чтобы дошли до других то уважение и гордость, которые мы испытываем, рассказывая свою историю. Нужно, чтобы в зрителе, даже совсем отдаленном от наших корней, возникало чувство глубокого уважения к земле, родившей этот народ.

Леденец за щекой маленького Дмитрия Донского перед исповедью. Стоит в храме и леденеет от ужаса – и ничего не слышит, кроме перекатывающегося и, как ему кажется, слышного всем леденца между зубов… Даже расплакался. Никто не может понять почему.

Ушкуйники. Позорная их гибель. Позорная и жизнь в разорении своих же – русских.

Арапша – царевич-чингизид. «Карла станом, но великан мужеством» по Карамзину.

Сомнения Дмитрия: «Имею ли право?» Молитвы у гробницы Алексея. Страх не за себя, а за то, что м. б. не имею права губить людей, которые верят.

Войско, залегшее в хлебах и неожиданно поднявшееся.

Битва при Воже. Оценка К. Маркса (для заявки картины.) NB!

Сергий Радонежский. Вдохновитель Куликовской битвы.

Слова Сергия Дмитрию о победе. «При сей победе тебе еще не носить венца мученического, но многим без числа готовятся венцы с вечною памятью».

Единение, гордость, братство. Приход литвинов и особенно появление перед великой ратью горстки ельчан, которая ручейком влилась в это могучее воинское море.

О долготерпении и о бессмысленности сиюсекундных всплесков ярости, когда наши переколотят отряд баскаческий, а через неделю хан пришлет войско и все спалит. Юра Лощиц, «Донской»

Развращающая политика разжигания междоусобиц.

Зверь, рыба, леса, плесы в путешествии Дмитрия.

Персонаж, которого калечат все больше в междоусобицах и который дошел до конца только одним духом на Куликовом.

Купание рати. Вода, течение, люди.

…Волна конницы постепенно меняет окраску, то есть скачут разные отряды наемников, разные национальности, по-разному одетые. Все время цветовое движение. Наконец они исчезают, и мы видим только изуродованную землю. Пауза. Из-за бугра появляется мальчик.

Форма, видимо, новелльная, но объединенная одними героями.

Темы в заявке:

1. Историко-военно-патриотическая.

2. Без расового великорусского шовинизма.

3. Татары в наших рядах.

4. Орда приносила горе и самому татарскому, и монгольским народам.

5. Чингисиды гнали татар в бой, как скот.

С ордынским послом встречалась вся княжеская троица: мал-мала-меньше. Вообще: дети и орда; дети и хан; дети и судьба отечества.

Разбор мостов после переправы.

Походные церкви, вечерний молебен.

Таинственные ночные знамения.

Молчание загадочного воеводы Боброка. Князь-мальчик в глаза ему заглядывает.

Стояние 8 сентября. Туман, ветер в стягах.

Переоблачение великого князя Дмитрия.

А м. б. есть смысл посмотреть, а что же была такое Европа в тот момент, когда Дмитрий собирался бить татар?

Ритм. Общий национальный ритм. Он важен и в кадре, и в существовании персонажей, и в размахе, масштабе мышления.

Крещение знатных ордынцев в Москве-реке.

Через всю картину – человек, которому отсекают члены. За повторное участие в междоусобии наказывают отсечением руки. Грозят, что, если что, и между ног отрежут. Потом, уже в конце, когда его спрашивают, чем же собирается он воевать, весело отвечает, что между ног-то осталось!

Из первой новеллы должны вытекать все остальные, как ручейки. Истоки их в первой новелле, где все главные лица так или иначе должны быть представлены. А далее все нити должны, прерываясь и путаясь, но неумолимо вести к Куликову полю. С разных сторон – к главному делу всех этих людей во главе с Дмитрием.

Дмитрий на переправе. Страх за людей, ответственность. Слезы на глазах.

А что, если все это действительно дать от первого лица?

В этой картине тоже необходим юмор! Многое должно быть весело.

С появлением на краю поля войска ордынцев наши тесней прижимаются плечами друг к другу.

Напряжение может быть нагнетено чистой этнографией. Здесь необходимо много импровизации и фантазии, но все это только на основе углубленного изучения своей культуры и истории, своей национальной традиции.

В битве и перестроениях – движение в разных и сложных направлениях, от чего создается иллюзия большого количества людей.

По первому плану шторкой – трепещущие стяги.

Много вообще всяких развевающихся плоскостей – плащей, епанчей, частей шатров…

Донской должен быть показан в становлении, в мужании, в движении, через сомнения и отчаяние.

Как же этих вот «пляжных кукушек» заставить смотреть «Донского»? Как их заставить хоть что-то почувствовать?

В. М. Васнецов, «Единоборство Пересвета с Челубеем»

Не бояться импровизировать в детали, в быте, в этнографии. Все эти вещи, хорошо сделанные, сами могут «держать» напряжение.

В «Донском» нужно создать особенную, святую атмосферу во всем, что связано будет с преподобным Сергием Радонежским. Именно атмосферу.