Екатерина Мириманова - Эмигрантка. История преодоления

Я не выдержала и заплакала, а он прижал меня к себе и стал успокаивать:

– Ну же, милая, не плачь. Я хочу всегда быть с тобой. Я искал тебя всю жизнь.

Я проснулась в шесть утра с мыслью о том, что хочу круто изменить свою жизнь. Эта идея давно витала в голове, но я даже себе боялась признаться, что писательство перестало меня радовать. Если раньше каждая книга заставляла мое сердце трепетать и казалась чудом, то в последние годы я писала по привычке. Эта книга, которую вы сейчас читаете, – счастливое исключение: ее мне и в самом деле страстно хотелось издать. Однако, работая над ней, я чувствовала, что в ближайшее время больше ничего написать не смогу. Я подумала, что, возможно, проблемы с руками – знак свыше. Может быть, судьба или бог пытается намекнуть, что пора бы мне свернуть с проторенной дороги. Но если перемены в личной жизни были значительными (кстати, за неделю до злополучного семинара меня развели с Хуаном Карлосом), то работой я по инерции продолжала заниматься, пусть и без всякого энтузиазма. Я вспомнила, что собиралась заняться одним проектом, совершенно непохожим на все предыдущие. «Что ж, тридцать четыре года – самое время что-то изменить в этой жизни! – подумалось мне. – Если не сейчас, то когда?» И я опубликовала в социальных сетях официальное сообщение о том, что «Эмигрантка: история преодоления» станет моей последней книгой.

Вечером приехал взволнованный Давид.

– Что с тобой? – спросил он. – Ты вчера меня очень напугала, я всю ночь не спал.

– Не волнуйся, иногда на меня находит. Мне уже лучше, и я даже придумала, чем теперь буду заниматься.

– Знаешь, что меня в тебе поражает? То, как быстро к тебе возвращается самообладание в сложных ситуациях. Но послушай, ты больше не одна и ты не обязана отвечать за все на свете. Теперь вы с Катей можете положиться на меня. Даже при наихудшем раскладе у меня есть квартира, пусть маленькая, но своя, и мы всегда сможем переехать туда. И я зарабатываю деньги, пусть не сумасшедшие, но мы сможем прожить на них. Так что не переживай ни о чем: я здесь, чтобы поддерживать тебя в горе и в радости.

Я изо всех сил прижалась к Давиду. Наверное, это самое романтичное, что я слышала в жизни. Интересно, в какой момент я начала предпочитать подобные приземленные речи, а не громкие обещания достать звезду с неба? После тридцати лет или после трех неудачных браков?

Мой возлюбленный очень быстро представил меня родителям, брату и друзьям. Мы прекрасно поладили, впрочем, я всегда хорошо сходилась с родственниками своих мужчин, о чем уже упоминала. Трепеща от страха, я познакомила его с мамой. И – о чудо! – Давид ей понравился (ни один из моих бывших не пришелся ей по душе, хотя почти никого из них она не видела живьем). У меня словно камень с души свалился. Сколько бы я ни убеждала себя, что мнение родни для меня не так уж и важно, все же приятно, когда твой выбор одобряют.

На следующий день я написала своему лучшему другу по скайпу:

«Сереж, что-то мне страшно».

«Что такое?» – как всегда оперативно отозвался он.

«Знаешь, Давид до безумия влюблен в меня, говорит, что хочет иметь со мной детей, состариться вместе и умереть в один день. А меня прямо трясет. Вспомнила, почему первые два раза выходила замуж в черном и голубом. Потому что меня передергивает от одного вида свадебных платьев. Я раньше по-другому все воспринимала: ну поженились, ну развелись, если что. А сейчас чувствую, что это действительно навсегда».

Интересно, в какой момент я начала предпочитать подобные приземленные речи, а не громкие обещания достать звезду с неба? После тридцати лет или после трех неудачных браков?

«Поздравляю, наконец-то вместо страсти ты встретила любовь».

«А тут еще все заладили: “За Давида мы не переживаем, он с тобой навеки, а вот ты сама выдержишь ли спокойную жизнь?” Черт возьми, ну я же была замужем, мне нравилось, другое дело, что я выбирала не тех мужчин. Да и страсти у нас с Давидом хоть отбавляй. Мне с ним не бывает скучно. Я ему недавно сказала, что только с ним поняла: меня по-настоящему никто не любил, и я тоже никого, по сути, не любила. Я влюблялась в образы, в призраки, в свои фантазии. Но не в реальных партнеров. С ним все иначе. И это пугает, особенно когда человек принимает тебя целиком: с невыносимой дочерью-подростком, с собакой, с морской свинкой и с армией тараканов в голове».

«Просто сделай его частью своей жизни – и все сомнения пройдут. Пока ты все еще противишься этому, потому что раньше никому до конца не открывалась».

«В теории это звучит прекрасно, а на практике…»

Когда человек принимает тебя целиком: с невыносимой дочерью-подростком, с собакой, с морской свинкой и с армией тараканов в голове – это пугает.

«Воспринимай его как часть себя, – продолжил Сережа. – Говори с ним обо всем, советуйся по любому вопросу и принимай его точку зрения с тем же энтузиазмом, что и собственную. Надо не спорить, а вырабатывать общее решение».

«Когда мы ездили в вишневую долину, я впервые почувствовала, что мне совершенно все равно, в каком ресторане есть. Главное, чтобы Давид был рядом. Потому что я знаю: он не пожалуется потом, что ему невкусно, и не надуется на полдня. Мне все равно, какой фильм смотреть в кино, и ему тоже. Потому что мы знаем, что будем гомерически хохотать даже на драме Альмодовара под дружное шиканье всего зала. А когда мы ездили в парк аттракционов с Катькой, я не испугалась в домике ужасов – я просто уткнулась носом Давиду в плечо, и мне было спокойно. Мне нравится, что он по десять раз на дню говорит, какая я красивая и как он меня любит. Наверное, всех своих предыдущих мужчин я воспринимала как источники, сама того не осознавая. Каждый из них многому научил меня и помог оказаться там, где я есть, подготовиться к главным отношениям в моей жизни».

«Ну и что тебя пугает-то? Вот это и называется: не впускаешь в свою жизнь полностью. Попытайся принять мысль, что вы теперь во всех путешествиях будете вместе и вместе будете воспитывать внуков. Не ты “одна-сама” и кто-то рядом, а вы “двое-вместе”».

«Вот это и пугает. Знаешь, что я заметила? В начале каждых серьезных отношений у меня начинается жуткая аллергия. Так было с шестнадцати лет, и сейчас тоже всю обсыпало. Видимо, есть у меня какая-то травма, которая провоцирует такую реакцию».

«Мне кажется, – ответил друг, – ты слишком много думаешь. Не думай, а просто наслаждайся, гони прочь всех тараканов. Ты же сама этому учишь в книгах. Тебе наконец повезло. Прими это. И позволь жизни нести тебя на своих волнах».

«Спасибо, Сереж, ты, как обычно, меня успокоил».

Я выключила компьютер и выдохнула. Мне действительно нужно было отбросить страх и распахнуть перед Давидом сердце. Я знала, что после всего произошедшего это будет нелегко. Я понимала, что будет сложно вернуть себе умение доверять другому человеку. Но я видела, что он меня любит, и чувствовала, что я его безумно люблю. Он всегда находил нужные слова, когда я нервничала. Он с первого взгляда замечал, если я была чем-то расстроена, и я постоянно ощущала его поддержу. Кроме того, Давид относился к моей дочке не так, как почти все остальные мои мужчины. Он не заигрывал с ней, чтобы понравиться мне, а старался быть ей настоящим отцом. Он терпел ее бесконечные выходки и ни разу не повысил голос. Но самое главное, с ним я обрела прежнюю уверенность в себе. Я снова стала веселой, улыбчивой девушкой, и жизнь, кажется, снова повернулась ко мне светлой стороной.