Патти Смит - Поезд М

А вот четкая ксерокопия стихотворения “Новорожденный жеребенок” [49], которую я когда-то положила в книгу. В нем описываются роды и появление на свет жеребенка, напоминающие путешествие Супермена в младенчестве: того положили в черную капсулу и швырнули в космос по направлению к Земле. Жеребенок приземляется, стоит, покачиваясь, руки Бога и человека гладят его, чтобы он превратился в коня. Поэт, написавший эти слова, – теперь прах, вернувшийся к праху, а сотворенный им новорожденный жеребенок бойко скачет, беспрерывно рождается и возрождается.

Я была рада оказаться дома, спать в своей кровати, в обществе моего маленького телевизора и всех моих книг. Всего несколько недель отсутствовала, а кажется, будто несколько месяцев миновало. Пора частично восстановить мой рутинный распорядок. Идти в ’Ino было рано, и я села читать. Точнее, смотрела картинки в “Бабочках Набокова” и читала все подписи. Потом помылась, переоделась в выстиранные аналоги одежды, в которой ходила раньше, схватила блокнот и торопливо спустилась вниз, а кошки бросились за мной по пятам, наконец-то переняв мои привычки.

Мартовские ветра. Стою на земле обоими ногами. Чары джетлага распались, я уже предвкушаю, как сяду за угловой столик и, ничего не говоря, получу черный кофе, ржаной тост и оливковое масло. На Бедфорд-стрит вдвое больше голубей, чем обычно, несколько нарциссов проклюнулись рано. Не сразу, но замечаю: оказывается, кроваво-оранжевый козырек с надписью “’Ino” исчез. Дверь заперта, но сквозь витрину я вижу Джейсона, стучу в окно.

– Я рад, что вы зашли. Позвольте подать вам одну, последнюю чашку кофе.

Я остолбенела, лишилась дара речи. Джейсон закрывает свое заведение. Вот и все, и никаких гвоздей. Я глянула в свой угол. Увидела себя: как сижу там по утрам, не счесть сколько дней, не счесть, сколько лет.

– Можно присесть? – спросила я.

– Конечно, пожалуйста.

Я просидела там все утро. Одна девушка, часто бывавшая в этом кафе, шла мимо с камерой “полароид” – такой же, как моя. Я помахала ей, вышла поздороваться:

– Привет, Клэр, есть минутка?

– Конечно, – сказала она.

Я попросила сфотографировать меня. Первый и последний снимок за моим угловым столиком в ’Ino . Клэр посочувствовала мне, так как много раз, проходя мимо, видела меня в окне. Она сделала несколько снимков, положила один из них на стол: фотография скорби. Я сказала ей: “Спасибо”, и она ушла. Я там долго просидела, думая ни о чем, а потом достала свою белую авторучку. Написала о колодце и о лице Жана Рено. Написала о ковбое и об асимметричной улыбке моего мужа. Написала о летучих мышах в Остине в Техасе и о серебряных стульях в кабинете следователя в “Преступном намерении”. Я писала, пока не вычерпала из себя все, и это были последние слова, написанные в кафе ’Ino .

Прежде чем расстаться, мы с Джейсоном постояли в зале маленького кафе вместе, оглядываясь по сторонам. Я не спрашивала, по каким причинам он закрывает кафе. Рассудила: у него свои резоны, да и, что бы он ни ответил, это ничего не изменит.

Я попрощалась со своим углом.

– Что будет со столиками и стульями? – спросила я.

– Вы имеете в виду ваши столик и стул?

– Ага. В основном.

– Они ваши, – сказал он. – Попозже я их принесу.

В тот вечер Джейсон притащил их с Бедфорд-стрит, через Шестую авеню, той же дорогой, которой я ходила больше десяти лет. Мой столик и стул из кафе ’Ino . Мой портал, ведущий туда, где…

Я взобралась по четырнадцати ступенькам к себе в спальню, выключила свет, легла на кровать, лежала без сна. Думала о том, что ночью Нью-Йорк – словно съемочная площадка. Думала о том, что в самолете, возвращаясь из Лондона, посмотрела пилотную серию телесериала, о котором никогда не слышала, – он назывался “В поле зрения”, а спустя два дня на моей улице появилась съемочная группа, и меня попросили обождать, пока закончится дубль, и я подметила, что сцену, где главный герой “В поле зрения” стоит под строительными лесами, снимали примерно в пятнадцати футах правее моей двери. Я думала о том, до чего же люблю этот город.

Отыскала пульт, посмотрела финал какой-то серии “Доктора Кто”. Версии с Дэвидом Теннантом – единственным, на мой вкус, настоящим “Доктором Кто”.

“Ради ангела можно даже потерпеть демонов”, – говорит ему мадам Помпадур перед его отлетом в другое измерение. Я подумала, что они стали бы прекрасной парой. Мне представились французские дети, которые путешествовали бы во времени, говорили бы с шотландским акцентом и разбивали грядущие сердца. А одновременно в моей голове крутился, словно маленький смерч, кроваво-оранжевый козырек кафе. Интересно, нельзя ли изобрести новый способ думать?

В сон я провалилась уже перед самым рассветом. Мне снова приснилось кафе в пустыне. На сей раз ковбой стоял в дверях, глядя на открытую равнину. Потянулся, взял меня за руку, прикасаясь осторожно. Я заметила, что на его руке, между большим и указательным пальцами, татуировка – лунный серп. Рука писателя.

– Как так: мы с тобой разбредаемся в разные стороны, а потом обязательно возвращаемся?

– А мы действительно возвращаемся друг к другу? – ответила я вопросом на вопрос. – Или просто приходим сюда и лениво сталкиваемся нос к носу?

Он не ответил.

– Одиночество земли – особое одиночество, – сказал он.

– А отчего она одинока?

– Оттого, что абсолютно свободна, черт подери.

И с этими словами он испарился. Я сделала шаг, встала на место, где он только что стоял, ощутила тепло его присутствия. Ветер крепчал, неопознанные фрагменты мусора кружились в воздухе. Что-то надвигается, почуяла я.

Я вскочила с кровати, шатаясь, я была полностью одета. Думать все это время не переставала. Полусонная, влезла в ботинки, выволокла из дальнего угла кладовки резной испанский сундук. Он оброс патиной, как старое седло, в нем было много ящиков, наполненных вещами – как сакральными, так и теми, чье происхождение начисто вылетело из памяти.

Я нашла то, что искала, – фотокарточку английского грейхаунда с надписью “Фантом, 1971” на обороте. Она была заложена в потрепанную книгу Сэма Шепарда “Ястребиная Луна”, надписанную его рукой: “Если ты забываешь голод, твоя бошка ку-ку”. Я пошла в ванную умыться. На полу под раковиной валялась слегка размокшая книга – “Исповедь неполноценного человека”. Я ополоснула лицо, схватила блокнот и направилась в кафе ’Ino . Посреди Шестой авеню опомнилась.