Лариса Машир - Дневник детской памяти. Это и моя война

А еще – и это было спасение! мы – маленькие вахтанговцы научились дружить – на всю жизнь! Я просто должна назвать всех, с кем театральные гены навек связали такими узами, что прочнее всяких кровных. И еще нас связала война. Анишка Масс, Анишка и Мишка Горюновы, Валька Шихматова, Наталишка и Катюшка Захавы, Андрюшка Куза, Женька Рабинович, Маринка Меньшова, Аленка Щукина, Мишка и Кирка Рапопорты, постарше – Женька Симонов, Лешка Толчанов…

И вот чего бы не хотелось оставлять за кадром, так это одно наше детское коллективное приключение! Известный день – 8 мая 1945 года! Канун Победы! От дяди Павлика Антокольского наша компания узнает, что завтра объявят День Победы! И мы придумали! Закрыли железную калитку к нам во двор и встали на посту. Когда после спектакля люди пошли домой, мы каждому говорили: «Вот дайте копеечку, тогда узнаете, что завтра будет». Нам давали копеечку, и мы доверяли нашу тайну. В итоге мы собрали на порцию «мороженого»! Побежали в «сотовый» магазин (его знают как смоленский гастроном) и там увидели хлеб!!! Мы купили без хлебных карточек(!) два малюсеньких кусочка черного хлеба, упакованных в прозрачные бумажки! Он пах, как «бородинский» хлеб, которого мы еще не знали. Кусали аккуратно по-честному, абсолютно счастливые.

А назавтра мы отрывались, конечно, по полной программе – конец войне!

Только сегодня не могу не признаться, что та война все еще длится во мне, где-то прячется в подсознании ее эхо. Вот и строчки написались сами собой:

Валера Золотухин с мамой, 9 лет. Чемал – противотуберкулёзный санаторий

Я появился на свет за считанные часы до объявления войны – 21 июня 1941 года. В селе Белый Исток Алтайского края. Как мне мама рассказывала, когда меня принесли на первое кормление, и нянечка со мной вошла в палату, она сказала: «Бабоньки, война!» И вся палата заревела, поднялся вой, плач. У многих мужья и братья были в военных лагерях, к войне готовились. И мой отец тоже был на военных сборах. Вот так я встретил начало войны у груди моей мамы Матрены Филипповны, Царство ей Небесное. Так сказать, вкусил материнское молоко с ее горькими слезами. Отец меня увидел, когда мне было уже два года. Он пришел по ранению в 43-м. Я этого, конечно, не помню. А вот когда он вернулся в 46-м, помню хорошо. Мы с моим братом старшим кинулись к его чемоданчику, а там, кроме военного кинжала, – ничего! И вот я помню это разочарование: «О-о-о, а у него и подарков-то нет!». Как будто мы ждали с фронта подарков, а их не оказалось…

Долго, помню, висела эта шинель отцовская. Он ее берег, и если мама перевешивала, то он очень сильно по этому поводу неистовствовал. То есть она должна была висеть на одном заветном месте. Отец пришел с шестью ранениями, но, к счастью нашему, оказался жив…

Помню, как мама меня привязывала на нашем крылечке за ногу, перед тем как уйти в поле. Это был, наверное, год 45-й, отца еще не было. И вот я сочинил свою первую песню: «Э-э, герой, на разведку боевой. Мама будет плакать, слезы проливать, а папа поедет на фронт воевать». Такой у меня был автобиографический репертуар. И вот те, кто не мог работать в поле, награждали меня кто стаканом молока, кто яичком, кто кусочком хлеба. Может быть, они мне давали, чтобы я замолчал и душу им не рвал. Но мне, видимо, казалось, что им нравится моя песня, раз они меня угощают. И я еще больше старался…

Валерий Золотухин (4-й класс) в центре с мамой. Слева от мамы (сзади) брат Володя

Валерий Золотухин с двоюродным братиком Володей

Я помню День Победы, когда нас с братом мама хотела приодеть. А у нас не было даже штанишек. И брат не соглашался надевать соседские девчачьи, а мне было все равно, поскольку я был мал. Помню, как брат сильно шумел, но все равно мама вот так нас одела и повела в центр села. А там на полуторке стояли люди и палили в воздух из всяких охотничьих берданок. И все так радовались, кричали и смеялись. И мы, дети, от них не отставали…

А война прошла через нашу жизнь очень серьезно. Все детство нашего поколения, весь быт так или иначе были связаны с теми, кто пришел с фронта…

И вот я помню, как однажды я пел своему дядьке Ивану Федосеевичу Шелепову, который вернулся с фронта без ноги. Мы приехали к нему в гости, они уже посидели, выпили, и вот он мне говорит: «Артистом хочешь быть! Спой мне “Степь, да степь кругом…”», как пел Сергей Яковлевич Лемешев, тогда я тебе скажу – будешь ты артистом или нет». Я сказал, что не знаю эту песню, а знаю другую – «Шумел сурово брянский лес». И запел. Отец рыдал, и дядя Ваня слез не прятал, потому что там: «Громи захватчиков, ребята, командир кричит им вслед…» – и так далее. А почему он попросил «Степь, да степь…», потому, что, когда он лежал в госпитале безногий, он не хотел возвращаться к своей Дуне домой – мол, зачем я такой ей нужен! Он рассказывал: «Лежу, гляжу в потолок, и кружится на нем наше село, и вот бреду я по степи… вдруг слышу по радио Сергей Яковлевич Лемешев – «Степь да степь кругом, путь далек лежит…» И вот он меня тогда воскресил, как из петли вынул, – говорит дядька, – потому, чтобы слышать его голос, надо было остаться жить». И он вернулся, и еще стал хорошим кузнецом. Мне тогда казалось, что они плачут оттого, что я так хорошо пою, а это тема войны их волновала и не давала жить спокойно…

Моя малая родина – село Знаменское на Тамбовщине. Большая крестьянская семья. Это по традиции на таких семьях и держалось хозяйство. Я была девятой. После меня еще родились мальчик и девочка. То есть всего у моей мамы Марины Архиповны и отца Ивана Алексеевича было 11 детей, но двое умерли от дифтерии. Старшая, Вера, рано вышла замуж и жила далеко от нас – в Новосибирске. А за ней уехала и Шура, окончила медучилище перед самой войной, и ее направили в Забайкалье, в госпиталь – это начинались бои на Халхин-Голе. Остальные – «семеро по лавкам» были в семье.

Я родилась в голодный 1931 год, и к началу войны мне было 10 лет, к этому возрасту крестьянский ребенок уже помощник в хозяйстве. Деревенское детство – это всегда работа, а уж военное – так покоя не было. Помню, как провожали мужиков на фронт. Все дети высыпали на улицу, как будто праздник какой, взрослые говорили, мол, повоюют немного и скоро вернутся, хорошо бы к уборочной…