Питер Гай - Фрейд

Мысли о Моисее, признавался Фрейд Лу Андреас-Саломе в 1935 году, преследовали его всю жизнь. Вся жизнь – это долго, но четверть века назад, в 1909-м, мэтр действительно сравнивал Юнга с Иисусом, который будет владеть Землей обетованной психиатрии, тогда как ему, Фрейду – Моисею, – суждено лишь увидеть ее издалека. Первым плодом увлечения основателя психоанализа Моисеем было его исследование знаменитой статуи Микеланджело в Риме, опубликованное в 1914 году. Поэтому, когда в начале 30-х одержимость Моисеем вернулась, Фрейд встретил его как старого, знакомого, хотя и не слишком удобного компаньона. В письме Арнольду Цвейгу он объявил, что Моисей был ярым антисемитом, который это скрывал. Возможно, предполагал Фрейд, на самом деле он являлся египтянином. «И определенно был прав». Это замечание, крайне необычное для мэтра, подчеркивает его мрачное настроение тех лет. Он ненавидел малейшие проявления малодушного еврейского самоуничижения в других и не считал, что сам хоть в какой-то степени подвержен этому. Совершенно очевидно, что для Фрейда Моисей был притягательной, но и опасной фигурой.

Над книгой «Человек Моисей и монотеистическая религия» Фрейд начал работать летом 1934-го, но хранил свое занятие в тайне. Он рассказал об этом только Эйтингону и Арнольду Цвейгу. В конце того же года Анна Фрейд сообщила Лу Андреас-Саломе, что отец летом закончил какую-то «особенную» работу, но умолчала о ее содержании. Когда мэтр узнал о том, что Анна частично раскрыла секрет, он написал своей «дорогой Лу», что «сражался с вопросом», в чем причина особого еврейского характера. Конечно, его увлечение Моисеем было частью более широкой проблемы – загадки еврейства. Вывод мэтра: «Еврей – это создание человека по имени Моисей», который был египетским сановником. Кто такой Моисей и как он соединил свою судьбу с евреями – на эти вопросы Фрейд собирался ответить «в чем-то вроде исторического романа» [300].

Каким бы увлекательным ни казалось основателю психоанализа исследование, выбранный жанр вряд ли был самым для него подходящим. Фрейд считал, как сам признавался Эйтингону, что не годится для того, чтобы сочинять исторические романы. Лучше оставить их Томасу Манну. Кроме того, исторических свидетельств явно недостаточно. Тем не менее, обремененный избытком лени, говорил Фрейд Арнольду Цвейгу, и «в связи с новыми преследованиями» он спросил себя, откуда взялся еврей и почему он навлек на себя бессмертную ненависть. Формула «Моисей создал еврея» пришла довольно легко, но остальное далось Фрейду с большим трудом. Он уже знал – это происходило в конце 1934 года, – что организует «материал» в три раздела, «первый интересный, наподобие романа, второй трудный и длинный», а вот третий раздел вызывал опасения, поскольку должен был включать теорию религии, которую, как подозревал Фрейд, он не сможет опубликовать в чопорной католической Австрии того времени, готовой в любой момент объявить психоанализ вне закона. Но остановиться мэтр не мог.

Первые две короткие части книги «Человек Моисей и монотеистическая религия» были несколько необычными, но подрывными их вряд ли бы посчитали. Предположение, что Моисей был египтянином, уважаемые ученые высказывали уже несколько десятилетий. Имя египетское, а история о дочери фараона, которая нашла ребенка в камышах, звучала – по крайней мере, для антиклерикалов – как явное доказательство. В 1935 году, когда Фрейд сделал перерыв в работе над книгой, американская публика могла услышать в опере Джорджа Гершвина «Порги и Бесс» язвительное предупреждение: «Это не обязательно так. То, что ты можешь прочитать в Библии, – это не обязательно так». Один из примеров, который приводит либреттист Айра Гершвин, как раз традиционная история о том, как дочь фараона «выловила» Моисея: «Она выловила его, как она говорит, из этого ручья». Никаких свидетельств, что Фрейд когда-либо слышал «Порги и Бесс», нет, но подобный скепсис в отношении религиозных сказок был хорошо известен и в Австрии.

Сомнения относительно Книги Исход во времена Фрейда не были ни новыми, ни уникальными. Богословы, как евреи, так и христиане, с большим трудом устраняли противоречия в образе Моисея. Они не могли логически объяснить, почему ему не было суждено ступить на Землю обетованную, и спорили об обстоятельствах его смерти. Еще в конце XVII века, а также в XVIII столетии деисты зло высмеивали волшебную сказку о том, как дети Израиля пересекли Красное море, и такие же сказочные истории о деяниях Моисея. В 1764 году Вольтер в своем «Философском словаре» привел веские причины, почему Моисей не мог написать Пятикнижие (помимо всего прочего, там описана его смерть), а затем задал более радикальный вопрос: «А правда ли, что Моисей существовал?» В 1906-м выдающийся немецкий историк Эдуард Мейер, работу которого с уважением цитировал Фрейд, поднял тот же вопрос, утверждая, что Моисей скорее легенда, чем реальный персонаж. Основатель психоанализа не заходил так далеко. На самом деле существование исторического Моисея являлось краеугольным камнем его теории, однако мэтр настаивал, как и Макс Вебер в своем исследовании древнего иудаизма, что Моисей не был евреем.

Фрейд прекрасно сознавал, что эта гипотеза поднимает неудобные вопросы о Моисее как о проповеднике монотеизма, ведь египтяне поклонялись целому пантеону самых разных богов. Основатель психоанализа полагал, что у него есть ответ: в египетской истории был короткий период, приблизительно в 1375 году до новой эры, когда фараон Аменхотеп IV ввел жесткий, нетерпимый монотеизм, культ бога Атона. Именно эту религиозную доктрину Моисей, высокородный египетский сановник, возможно член царской семьи, и передал еврейскому народу, который в то время находился в рабстве. Поначалу его суровая, требовательная теология упала на бесплодную почву. «После бегства из Египта во время скитаний по пустыне еврейские племена переняли поклонение Яхве – жестокому, мстительному, кровожадному богу вулканов» [301]. Прошло несколько столетий, прежде чем избранный народ наконец принял учение другого человека по имени Моисей, возвышенный монотеизм, пронизанный нравственными законами, призывающими к самоограничению. Если это предположение окажется верным, сухо отмечал Фрейд, многие почитаемые легенды станут несостоятельными: «Библейское сказание о Моисее и об исходе ни один историк не может не счесть чем-то другим, кроме как благочестивым вымыслом, переработанным давним преданием в угоду своим собственным тенденциям». Его реконструкция не оставляет «места для некоторых жемчужин библейского повествования, таких как десять казней, переход через поросшее камышом море, торжественное вручение скрижалей на горе Синай». Авторы Библии объединили разные фигуры, например двух мужчин по имени Моисей, и приукрасили события до полной неузнаваемости.