Питер Гай - Фрейд

Фрейд выразил признательность Юнгу за внимание и со своей стороны был обезоруживающе откровенным. Поблагодарив за присланный экземпляр журнала «Диагностические ассоциативные исследования» с эпохальной статьей самого редактора, он признал, что ему, естественно, больше всего понравилась работа Юнга. В конце концов, он, основываясь на опыте, любезно заявлял, что Фрейд «сообщил только истину о до сих пор не исследованных областях нашей дисциплины». Заманчивая перспектива получить известного пропагандиста его идей за границей, с доступом к любопытным с точки зрения симптомов и поведения пациентам и заинтересованным врачам в знаменитой психиатрической лечебнице, казалась Фрейду чем-то вроде несбыточной мечты. Однако он искусно отверг любые подозрения, что склонен ожидать слепого поклонения: «Я втайне рассчитываю, что ваша позиция будет часто совпадать с моей, и буду рад, если вы меня в чем-то поправите».

Осенью 1906 года основатель психоанализа ответил на подарок Юнга экземпляром только что вышедшего из печати сборника статей по теории неврозов. В письме с благодарностью Юнг подчеркивал его первенство и миссионерство. Восторженно и несколько преждевременно он сообщал, что Блейлер, поначалу решительно сопротивлявшийся идеям Фрейда, «теперь полностью обращен». Фрейд в ответе вежливо истолковал эту благую весть как личный триумф Юнга: «Я получил большое удовольствие от вашего письма и от новостей, что вы убедили Блейлера». Когда речь шла об изящных комплиментах его корреспондентам, мэтр мог поспорить с самым обходительным из царедворцев. Он не терял времени даром: в том же письме без колебаний примерил на себя роль стареющего основателя, готового передать факел в более молодые руки. Говоря о невыносимом профессоре Ашаффенбурге и его яростных нападках на психоанализ, Фрейд описывал спор традиционной психиатрии и психоанализа как борьбу двух миров; вскоре станет ясно, какой из них обречен и на чьей стороне будет победа. Даже если он сам не увидит этого триумфа, «ученики, надеюсь, доживут, и еще я надеюсь, что тот, кто сможет преодолеть внутреннее сопротивление ради истины, с радостью причислит себя к моим ученикам и избавится от остатков нерешительности в своем мышлении». Так началась дружба Фрейда и Юнга.

Зародившись, она быстро расцвела. В вежливых письмах Фрейд и Юнг обсуждали роль сексуальности в происхождении неврозов, обменивались оттисками статей и книгами, сообщали подробности историй болезни, которые вызвали у них особый интерес. Тон Юнга был всегда уважительным, но не льстивым. Он выражал надежду, что правильно понимает Фрейда, приписывал некоторые свои сомнения относительно психоанализа недостатку опыта, субъективности и отсутствию личного общения с мэтром, оправдывал сдержанный тон своих публичных выступлений в его защиту необходимостью использовать искусство дипломатии. Юнг сообщал новости, которые должны были доставить Фрейду удовольствие: «Ваши взгляды быстро распространяются в Швейцарии», «Лично я со всей душой принимаю ваши методы лечения».

Фрейд воспринимал комплименты Юнга с отцовской экспансивностью: «Я нахожу чрезвычайно приятным, что вы обещаете предварительно признать мою правоту там, где ваши эксперименты не дают однозначного ответа». И тут же смягчает свое требование к Юнгу: «…конечно, только до тех пор, пока ответ не получен». Основатель психоанализа изображал себя более гибким, чем его считали окружающие, и радовался, что Юнг обратил внимание на эту его черту. «Я вынужден мириться, как вам хорошо известно, со всеми демонами, которые могут быть спущены на «новатора»; не самый смирный из них – необходимость изображать перед своими сторонниками угрюмого ворчуна, самоуверенного и неисправимого, которым на самом деле я не являюсь». С обворожительной скромностью Фрейд заключал: «Я никогда не сомневался в своей склонности совершать ошибки». Он спрашивал мнение Юнга о пациенте, возможно страдавшем dementia praecox. Основатель психоанализа хвалил работы Юнга, перемежая восторги умело расставленной критикой, и никогда не забывал о главном деле: «Немедленно отбросьте ошибочное мнение, что ваша книга о dementia praecox не произвела на меня огромного впечатления. Сам факт моих замечаний должен свидетельствовать об этом. В противном случае я прибег бы к дипломатии, чтобы скрыть их от вас. В конце концов, было бы неразумно обижать вас, лучшего из помощников, которые когда-либо у меня были». Вероятно, Фрейд чувствовал, что с таким человеком, как Юнг, небольшая доза откровенной критики – лучшая форма лести, нежели полное одобрение.

Фрейд искренне любил Юнга, возлагал на него большие надежды и испытывал потребность идеализировать кого-то, как прежде идеализировал Флисса. Вне всяких сомнений, Юнг был очень полезен. Однако вопреки обвинениям придирчивых критиков, которые не замедлили появиться, Фрейд не просто использовал Юнга как респектабельный немецкий фасад, за которым еврейские психоаналитики могли проводить свою революционную работу. Юнг был любимым «сыном» Фрейда. Раз за разом в письмах своим еврейским друзьям он хвалил Юнга за блестящую, великолепную работу редактора, теоретика, за разгром врагов психоанализа. «Перестаньте ревновать, – поддевал мэтр Ференци в декабре 1910 года, – и включите Юнга в свои расчеты. Я больше чем когда-либо убежден, что он человек будущего». Юнг служил гарантией, что психоанализ выживет после того, как со сцены сойдет его основатель, и Фрейд любил его за это. Более того, в намерениях мэтра не было ничего неискреннего или тайного. Летом 1908 года, сообщив Юнгу, что собирается навестить его, Фрейд выразил надежду на бескомпромиссную профессиональную дискуссию и раскрыл «свое эгоистическое намерение», в котором готов честно признаться: он собирается «утвердить» Юнга как психоаналитика, который продолжит и закончит его работу. Но это было далеко не все. «Кроме того, я вас очень люблю» – «habe ich Sie ja auch lieb». Однако, прибавлял Фрейд, он уже научился отодвигать этот элемент на второй план. Польза, которую мэтр рассчитывал получить от Юнга, носила в достаточной степени личный характер, поскольку основатель движения отождествлял себя со своим творением – психоанализом. Но, обращая Юнга в собственную веру с помощью лестных эпитетов и явно ставя его выше своих венских сторонников, Фрейд скорее думал о развитии своей теории (и практики!), чем о более узкой, личной выгоде. Будучи «сильной, независимой личностью, тевтонцем» – Germane, – Юнг больше подходил, как откровенно заявил ему Фрейд, для создания благожелательного интереса к их великому делу во внешнем мире. Карл Юнг не был венцем, не был старым, не был евреем – у него отсутствовали три качества, которые сам Фрейд считал непреодолимыми.