Array Антология - Живой Есенин

– Вот здесь настоящая трагедия, сильная трагедия, которая всем знакома и берет человека в плен. Этого нет ни у Баратынского, ни у Пушкина. – И я обратился к Грузинову: – Зря считаешь «Возвращение на родину» подражанием Пушкину. Тогда и «Пророк» Лермонтова подражание Пушкину. Влияние предыдущего поэта на последующего – это закон литературы. Но трагедия в «Возвращении на родину» делает стихотворение оригинальным, есенинским.

– Смотри-ка, – воскликнул Сергей, – как стал рассуждать!

– Ты забыл, Сережа, сам меня ругал за то, что мало читаю. Теперь прочел немало книг, завел толстую тетрадь, выписал отрывки.

Есенин улыбнулся. Подошел к книжному шкафу, вынул оттуда несколько томов переплетенного Лескова (приложение к журналу «Нива»).

– Дело! – воскликнул он. – Вот у кого надо учиться языку!

– Я и учусь! Выписываю фразы, слова…

Думаю, любой человек, прочитав запись Грузинова, а потом дополненную мною, увидит, какая разница между приводимыми фактами.

Дальше, как говорится, больше!

И. Старцев рассказывает, что «поэт Р., то есть я, был вовлечен в издательство „Ассоциации вольнодумцев“, точнее не в издательство, а в „Ассоциацию“» [52]. Потом, сообщает Старцев, поэт Р. «упрашивал выпустить совместно с ним (Есениным. – М. Р. ) сборник стихов» и «Есенин взял у него аванс». Я отлично знал, что Сергей печатается только с Мариенгофом и никогда бы такого предложения не сделал; в те годы Сергей был так обеспечен, что никакого аванса не взял бы.

А что было в действительности? Поэт-художник Павел Радимов (поэт Р.), близкий по тематике Есенину, хотел издать совместно с ним книгу и сделать к ней рисунки. Вот этот поэт Р. и вел разговор с Сергеем, а он подозвал меня и спросил, как записано в последнем протоколе «Ордена»: кто с кем печатается? Я ответил: «Ты с Мариенгофом, Шершеневич со мной („Красный алкоголь“), Ивнев, Кусиков, Грузинов выпускают отдельные книги. Кроме того, мы подготавливаем общий сборник („Конский сад“)».

– Вот видишь, – сказал Есенин Радимову, – ничего не выйдет!

Дальше Старцев рисует Сергея двойственным человеком: якобы с поэтом Р. (Радимовым) он вступает в соглашение, а за глаза называет безнадежным…

В воспоминаниях В. Кириллова говорится о Сергее так: «Он скоро захмелел и потерял сознание. Я и поэт Р. отнесли его на руках в одну из комнат (Дома Герцена. – М. Р. ) и уложили на диван». Верно, это было, только Есенин не терял сознание, а заснул за столом. И поэт Р. – это я! [53]

Но это еще не все превращения, происходящие с поэтом Р. Оказывается, он сидел в Ленинградском зале Лассаля за столом на сцене, где выступал Сергей:

«Есенин явился на вечер настолько пьяным, что товарищи пришли в отчаяние. Налили стакан лимонада, прибавили большую дозу нашатырного спирта и вынесли стакан на стол. А тут, как на грех, захотел пить поэт Р., сидевший в президиуме рядом с Есениным. Поэт Р. выпил стакан, не учуяв нашатырный спирт. Налили второй стакан, но и его постигла такая же участь» [54].

Конечно, в Ленинградском зале Лассаля я не был. А кто же поэт Р.? Ричиотти Владимир!

Я могу еще процитировать, где кто-то фигурирует как поэт X. (икс), но не в этом дело.

Я спросил у Грузинова после заседания Союза поэтов, который к тому времени (1927 год) перебрался в Дом Герцена. Как же так, будучи в июне 1924 года у меня на квартире в Газетном переулке, он не упоминает ни обо мне, ни о моей матери; мы же слушали «Возвращение на родину». И потом, что это за глупая шарада: «поэт Р.», «поэт X.». Грузинов засмеялся и объяснил, что все это сделал редактор воспоминаний Евдокимов.

– А если он редактор, как же допустил, что Старцев вывел Сергея предпринимателем, рвачом, двуликим Янусом…

– Да ты что, не знаешь Ваньку Старцева? – удивился Грузинов. – Мастер заливать!

– Но ведь эта книга памяти Есенина. Памяти!

Грузинов только махнул рукой.

Писатель И. В. Евдокимов был техническим редактором литературно-художественного отдела Госиздата и взялся редактировать воспоминания о Есенине. Из тринадцати авторов добрая половина пишет о том, каким был Сергей в нетрезвом виде и как в конце концов дошел до умопомешательства (?!) [55].

А ведь в самом Госиздате произошел достопримечательный случай, о котором рассказывали работники издательства, а потом говорила вся литературная Москва.

Напоминаю читателю, что в двадцатых годах в советских учреждениях должности специалистов занимали бывшие царские чиновники, у которых, как тогда острили, отец был бюрократом, а мать волокитой. Особенно много таких служак сидели в финансовых отделах и бухгалтериях. Очень трудно было получать авторам гонорар по издательскому договору. Один пожилой литератор, услыхав в третий раз отказ, стал наступать на бухгалтера с увесистой палкой в руке. Бухгалтер счел благоразумным выйти из комнаты якобы по делу и совсем уйти из издательства. Тогда литератор пошел в кабинет к директору, а минуты через две глава издательства выскочил, охая и держась руками за спину и пониже спины, а за ним летел с поднятой палкой разъяренный литератор…

В 1924 году зимой, в платежный день, Есенин пришел в Госиздат получить выписанный гонорар. Ему сказали, что в кассе денег нет. Он стал объяснять бухгалтеру, что у его родителей в Константинове сгорела изба и ему пришлось построить новую. Сейчас надо окончательно расплатиться со строителями. Бухгалтер слушал поэта, уписывая за обе щеки картофельные пирожки с мясом, и только пожимал плечами. Есенин снял шубу, шапку, повесил на гвоздь и, выйдя на середину комнаты, сказал, что сейчас прочтет свои стихи. Дверь в смежную комнату, где сидели счетоводы, была открыта, и там услыхали слова Сергея. Все бросились в комнату бухгалтерии, а один счетовод выбежал в коридор и крикнул: «Есенин читает стихи!»

Весть об этом моментально облетела все отделы. Когда Есенин начал читать четвертое стихотворение, комната бухгалтерии и смежная с ней, и коридор были набиты не только служащими, но и посетителями Госиздата.

В это время заместитель директора позвонил по телефону в один из отделов – никто не отвечает; он в другой – не берут трубку; он в третий… Вызвал секретаршу, велел выяснить, в чем дело, а она сказала, что в бухгалтерии Есенин читает стихи, и попросила отпустить ее послушать поэта.

Разгневанное начальство позвонило по телефону в бухгалтерию, но, чтобы не мешать Сергею читать, кто-то вытащил штепсель из телефонной розетки и поставил аппарат на подоконник. Начальство бросилось в бухгалтерию. А люди уже стояли на лестнице и никак не могли протиснуться хотя бы в коридор. Однако начальство проложило себе путь до раскрытой двери бухгалтерии и только открыло рот, чтобы прекратить выступление Есенина, как на него зашикали, оттеснили в сторону.