Алексей Колобродов - Захар

Положительный Артём – своеобразная семейная альтернатива бесшабашному Василию.

Самое удивительное, впрочем, не Сталин, а Хрущёв. Всё-таки Никита Сергеевич, творец «оттепели» и разоблачитель «культа», и сегодня – фигура в либеральных святцах не последняя.

Однако у Володарского мы сталкиваемся с последовательным антихрущёвским заговором, повсеместной и яростной никитофобией. Аппаратный волк с кровавой пастью, руки тоже по локоть, стремительно переобувшийся лгун и демагог, подлец и самодур. Даже визуально Хрущёв шаржирован разными актёрами словно под копирку – злобный лысый карлик, штаны высоко на сытом брюхе, жёваный пиджачок с чужеродной звездой Героя, скверный смешок, дрянной голосишко…

Но прогрессивно мыслящая интеллигенция байопиков по сценариям Володарского не смотрит (а если смотрит, то скрывает это). Зато читать и шумно обсуждать «скандальные» тексты Захара Прилепина – по-прежнему хороший тон.

Показательно, что Виктор Шендерович атрибутировал публикацию прилепинского письма газете «Завтра», хотя появилось оно на «Свободной прессе». («Завтра» они, да, читают, и, полагаю, больше из мазохизма, нежели следуя принципу «врага надо знать в лицо»). Но здесь замес ещё серьёзнее – до определённого времени считалось, что мысль патриотическая – что слева, что справа – заперта в резервациях под названиями «Завтра», «Наш современник», НБП и т. п.; бывают, конечно, досадные своим широким успехом партизанские вылазки вроде «Господина Гексогена», но в целом баланс сохраняется, и это великое благо.

Опасность «Письма товарищу Сталину» – в заявке на мейнстрим, росте его аудитории в геометрической прогрессии, и чуткий Шендерович проблему оценил сразу, попытавшись, возможно подсознательно, зафиксировать эпицентр в маргинальном, по его мнению, «Завтра». Так легче.

По-своему любопытно в свете моих рассуждений о прорыве из резервации и другое высказывание именитого сатирика:

«Ах, Захар, только при чём же тут “российская либеральная общественность”, как вы поименовали нас в подложной подписи под письмом? К чему эти стыдливые эвфемизмы? Не надо стесняться, Захар, все свои, особенно в газете “Завтра”. Скажите просто и громко: жиды! – и к вам потянутся за знаниями новые массы возбуждённых читателей. Старые, правда, посторонятся, но тиражи не упадут».

«Виктор Шендерович, – это уже ответ Захара сразу всем, в «Стесняться своих отцов», – среди прочих толкователей, увидев в моём тексте признаки вопиющего антисемитизма, ставит диагноз: я болен сифилисом.

Ну, я не такой знаток половой гигиены, как некоторые».

Кстати, попал в точку. Не мною точно сказано: текст – это человек. Мне, например, про талантливого писателя Шендеровича многое сделалось ясно по прочтении его автобиографических баек в книжке, кажется, «Изюм из булки». Ну, например, какой-то избыточный акцент на то и дело попадавшихся автору в гастрольных ресторанах «девушках» определённой специальности. Казалось бы – эка невидаль, и стоят ли срамные девицы – часть интерьера злачных мест в любой географии – повышенного внимания сатирика? Он их собирается вставлять в книжку? Высмеивать? Описывать с разных ракурсов и поливать сарказмом?

Или разрастающееся – от эпизода к эпизоду – позиционирование себя в качестве «звезды» телевидения. Тонкое, слов нет, ироничное, со стёбом над простодушными поклонниками (чаще поклонницами). Но никогда не над собой, нет, магистральный пафос – узнают! трепещут! автографы!

Виктор Анатольевич! Да любому персонажу, регулярно мелькающему в «ящике», знаком и привычен сей набор из жмущих руку таксистов, отцов семейств, громоздящих всю фамилию – мал мала меньше – у твоего столика, чтобы ты, на их фоне, запечатлел приветливый оскал на айфон или мыльницу…

По молодости, конечно, рвёт крышу. Но очень скоро начинает восприниматься как часть профессии, скорее, обременительная. А мы имеем дело со взрослым дяденькой, неглупым, рефлексирующим, умеющим подчас превосходно подбирать слова…

Многолетний плач Шендеровича по гусинскому НТВ – убедительный и аргументированный – вторым планом содержит, надо думать, вот эту тоску по «звёздности», временам, когда хорошенькие девицы узнавали в кофейнях и бросались с блокнотиками. (А дальше – по обстановке.) И пресловутый «сифилис» – он как раз отсюда, из жизненного опыта, да маяковской триады «где б… с хулиганом да сифилис».

Михаил Швыдкой: «Прочёл “Письмо товарищу Сталину” Прилепина. Огорчился невежеству и подлости, невозможных у русского писателя. Значит, не русский писатель».

Ну, разумеется. «Русский – не русский». Национальности такой для Швыдкого как будто и нет, во всяком случае, называть её – дурной, вредный и опасный тон, а в качестве эпитета да как повод для манипуляции – пожалуйста.

«Однако вздорная память мне подсказывает, что подобный диагноз кому только не ставили: от Державина, Пушкина, Гоголя и Чехова до Блока, Есенина, Шолохова и Михаила Булгакова». [28]

Уже не министр культуры РФ ко времени публикации «Письма», Михаил Ефимович Швыдкой, однако, продолжает полагать, что именно в его рудиментарной компетенции – назначение «русских писателей».

Конечно, Захар растабуировал, в общем, очевидную любому непредвзятому наблюдателю тему – которая во многом определяет отношение интеллигенции к власти, культуре, народу и самим себе. Речь вот о чём: раздражающие свойства либерального сознания бьются с некоторыми свойствами сознания национального, как-то: паническая реакция на любое серьёзное обсуждение кем-то невесть почему запрещённых тем, нетерпимость к чужой идентичности, хороводы страхов, избыточный темперамент, бесплодное зубоскальство и пр. Другое дело, что совпадение это кажется Захару скорее комическим, нежели драматическим.

Важно, что пресловутое письмо – явление всё-таки литературной жизни, и в этом смысле шумная полемика – знак обнадёживающий: литература и литераторы вновь определяют состояние умов. Здесь Прилепин с его крепкими мышцами – фигура важная, но не единственная (проповеди Лимонова, публицистика Садулаева, Ольшанского, покойного Виктора Топорова etc).

Правда, с чисто литературными делами у критиков Прилепина получилось худо – когда чуть схлынула истерика, возникла нешуточная проблема: и что сказать в ответ, и как сказать.

Писатель Дмитрий Чёрный напечатал письмо теперь уже от имени товарища Сталина – «господину Прилепину». Содержание обсуждать бессмысленно, ибо нет ответа на главный вопрос: с чего бы это Иосиф Виссарионович на том свете сделался столь болтлив и косноязычен, претенциозен и кичливо бездарен в стилистике, чисто губернаторский спичрайтер какого-нибудь депрессивного региона? Писателю Чёрному хочется посоветовать учиться не у Прилепина (бесполезно, похоже), но припомнить Исаака Бабеля: