Алексей Колобродов - Захар

– А я полгода каждый год живу в состоянии гона и бега, с октября по май, а потом на пять месяцев прячусь в глухую деревню и живу совсем другой жизнью – без средств связи, без интернета, трезвенником, пустынником и печальником. Но так как я за предыдущие полгода успеваю всех заколебать своими выходками, выступлениями и разъездами туда и сюда – никто так и не успевает заметить, что я отсутствую в эфире долгими месяцами.

В конце концов, я не только «Обитель» написал – я сделал такую же большую книжку о жизни Леонида Леонова – знаете, сколько всего пришлось перекопать?

Жизнь вытягивает всё время поучаствовать в её карнавалах. А так, в идеале, я бы сидел у себя в лесу и писал биографии поэтов и художников, и гладил бы своих детей по головам.

– В романе «Обитель» вы рассказываете о Соловецком монастыре, ставшем политической тюрьмой в советские годы. Однако история Соловецкого монастыря также связана и с другими трагическими событиями русской истории. Так, во второй половине ХVII века Соловецкий монастырь отказался принять реформы патриарха Никона. Соловецкие старцы просили царя Алексея Михайловича разрешить им молиться по-старому, так же, как молились его отец и дед. Однако царь направил к монастырю войска, которые разорили древнюю обитель. Кроме, собственно, Соловецкого монастыря были разорены и некоторые другие монастыри Руси. Количество же простых жертв реформ патриарха Никона и царя Алексея Михайловича исчислялось десятками тысяч. Достаточно вспомнить боярыню Морозову, которая была самой знатной и богатой женщиной своего времени, но также была репрессирована за то, что оставалась верной религиозным убеждениями своих предков и предков правящей династии. Скажите, в чём причина этого необычного феномена, когда множество граждан страны были подвергнуты гонениям не за измену и предательство, а за верность?

– В «Обители» упоминаются эти моменты, когда стрельцы ворвались в Соловецкий монастырь – они даже не перестреляли, а забросали камнями монахов. По-моему, Павел Флоренский говорил, что с этого момента соловецкий дух утратил свою силу. Я не уверен в его правоте, но события действительно были чудовищные, и оценивать их я не берусь.

В одном вы правы – феномен верности, за которую приходится платить по всем счётам, а иногда даже больше, чем за неверность, – он периодически становится характерен для русской истории. Отчасти то, что сегодня происходит на юго-востоке Украины – тоже иллюстрация к этой вашей мысли. Люди, которые считают себя русскими – и в чём-то являющиеся даже большими русскими, чем мы, – уничтожаются и расстреливаются из пушек.

А трагедия Белой идеи в Гражданскую? Тоже трагедия верности!

А то, что в 1937 году убили Павла Васильева и Бориса Корнилова – гениальных поэтов, неистово служивших красной идее? Это что? Убили, конечно же, не только их, но и тысячи тысяч других, однако в этом случае – самых верных.

А все зубы Рокоссовского, выбитые на допросах? А трагедия 1993 года – уже новый виток трагедии, только Красной – не о том же самом? А трагедия чеченского – антидудаевского, прорусского – сопротивления, которое погибло после ввода федеральных войск? А многочисленные трагедии российских анклавов в бывших республиках СССР – например, в Казахстане?

А, наконец, тот беспредел, который власть творила над Национал-большевистской партией – самой патриотической организацией в России, двести человек из которой прошли тюрьмы, многие погибли при самых разных обстоятельствах, тысячи задерживались и избивались? А теперь власть в России делает то, о чём мы с середины девяностых годов писали в своих текстах и кричали на митингах! Это ли не очередной вывих нашей истории? И не последний, точно.

– Говорят, что в России невозможно повторение событий, подобных украинским или югославским. Однако и на Украине ещё год назад никто не мог помыслить об этом. Может ли у нас быть повторение подобных событий с похожим масштабом?

– Оранжевой революции уже не случится. Либеральные вожди во время украинских событий показали себя просто удивительным образом. По-тря-са-ю-щим! Я был зачарован, взирая на них.

Однако вдруг выяснилось, что в России сложился целый класс мужиков, которые больше не дадут повторить этот, как в 1987–1991 годах, сценарий.

В девяностые и нулевые русский фронт держали нацболы, газета «Завтра» и ряд разрозненных патриотических деятелей и изданий – мы, признаться, уже отчаялись, глядя вокруг.

События на юго-востоке Украины меня ошарашили: проявился во всю мощь не только колоссальный патриотический запрос в обществе, но и целый класс русских мужиков, которые с лёгкостью встают, берут в руки оружие и идут побеждать за свою Веру. И ведь далеко не все встали – процента два от того числа, что встанут, когда подобное придёт к ним в дом.

Поэтому в другой раз, когда сводный фронт прогрессивной общественности вдруг решит, что пришло их время – даже если государство начнёт осыпаться – вдруг откуда ни возьмись появятся Стрелков, Губарев и Бородай и им подобные – и исход этого сражения предопределён заранее.

Что, конечно же, не застраховывает страну от чудовищных неприятностей. Надо отдавать себе отчёт в том, что 90 % так называемых элит в стране – совершенно компрадорские и тотально коррумпированные. И пути, по которым они нас ведут, по-прежнему не соответствуют нашим представлениям о том, куда мы сами хотим идти.

– События на Украине стали своеобразным часом Х для людей в России, на Украине, да и во всём мире, в оценке прав человека и первейшего его права на жизнь. Почему некоторые представители творческой интеллигенции, правозащитники и общественные деятели, ещё вчера говорившие, что революция не стоит слезы ребёнка, сегодня требуют бомбардировок городов и оправдывают право государства на насилие? Что вообще происходит в голове человека, плакавшего вчера по погибшей птичке, а сегодня требующем зверств?

– У нас один символ веры, у них – другой. У нас во главе угла стоят права русского человека, жизнь нашего языка и нашей, в самом широком смысле, культуры, наша самобытность, наша уверенность в том, что мы не обязаны вписываться в мир на правах пятого колеса и стричь самих себя, чтоб походить на «европейца». У них символ веры в том, что «эволюция неизбежна», «Россия должна войти в европейскую цивилизацию», «тоталитарный опыт русской истории надо преодолеть» (заодно и саму историю переосмыслить, и покаяться, обязательно покаяться), «выдавить раба» и всё такое прочее. Причём давить из нас раба будут они, наши цивилизаторы.

Поэтому для них все наши, не побоюсь этого слова, святыни – выглядят нелепо и пугающе. «Крым наш» – для нас святые слова, мы чувствуем горячий ток крови и счастье от самих этих слов. А для них – это ругательство, страшное ругательство. По сути, мы противоположны.