Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»

Начались бои под Сталинградом, это был уже ноябрь, страшные морозы, столько было обмороженных. Конечности почерневшие, надо было срочно проводить ампутацию, чтобы не допустить общего заражения. Черными становились пальцы, ноги до ступни. И такой запах стоял в госпитале, страшно вспомнить. А надо стоять, все обрабатывать, я ведь обрабатывала раны во время и после операций. У раненого такие нагноения, запахи. Мы продолжали работать, раненые идут к нам в госпиталь постоянно, мы боимся, что разбомбят, и раненые погибнут, и мы. По ночам после смен дежурили, чтобы сбрасывать «зажигалки» с крыши, в рукавицах. Немцы в это время бросали очень много листовок, в которых говорилось: «Мы победим, вы будете разбиты. Единственный выход: заранее сдавайтесь, если хотите уцелеть!» Столько их сбрасывали, везде все было засыпано. И столько раненых в наш госпиталь шло, но наши держались, тогда сыграл большую роль приказ Сталина «Ни шагу назад». Это спасло, удержали Сталинград. Но и после начала контрнаступления, особенно в декабре, было очень много раненых и обмороженных, морозы стояли страшные.

Освободили Сталинград, потом весь Краснодарский край, я продолжала работать в госпитале, тем временем нашли мою учетную карточку как коммуниста. В обкоме партии подняли дело и дали в сентябре 1943 года указание в госпиталь, чтобы меня немедленно откомандировали к обком. В это время в леса пришло очень много людей, как раз молодежь подросла за время оккупации, и нужны были комсомольские руководители в партизанские отряды. Вызвали меня, побеседовали и в конце октября направили на полигон, расположенный за г. Краснодар. Месяц мы там занимались, учили нас военные из расположенных в городе воинских частей. Давали только практику, так как надо было немедленно идти в бой, в лесу нужно, прежде всего, уметь владеть оружием и правильно маскироваться. Тактики было немного, в основном порядок выхода из окружения, а так учились стрелять из автоматов, бросать гранаты. В 6 часов подъем, завтрак до 7 часов, с 8 начинались тренировки. Постоянно полоса препятствий, учили, как располагаться в окопах, как маскироваться, 2–3 раза в неделю водили на стрельбища, гранаты учили кидать, правда, реже. Мужчин также учили рукопашному бою, но нас, женщин, к этому не привлекали. На полосе препятствий надо было научиться пройти по бревну, ведь партизанам надо уметь быстро перейти речку, прыжкам всевозможным. Но парашютным прыжкам не обучали. Нам выдали хорошие, новенькие автоматы «ППС», мы их назвали «стрекоза». Мы очень любили эти автоматы, маленькие, удоб-ные, для женщин так вообще это чудо. Каждому дали по 4 рожка, висели на поясе, и патроны дополнительно в специально сшитом мешочке на поясе. Также 4 гранаты «Ф-1», овальные, «лимонки». Выдали обычную форму, шапки, не было шинелей, не хватило, поэтому нам достались черные пальто. По окончании курса мне присвоили звание мл. лейтенанта.

Отправили на аэродром под ст. Крымской на Таманском полуострове. Когда на аэродроме сидели, готовились уже улетать, ко мне подошла одна девушка, только что вернувшаяся из партизанского отряда, попросила пальто, а мне дала шинель, в которой она из леса прилетела. Это была немецкая трофейная шинель, скорее всего военно-морского флота, так как на пуговицах были якоря. Декабрь месяц, уже холодно, морозы, шинель эта мне очень пригодилась.

На транспортном американском самолете «Дуглас» нас ночью отправили в лес. Пролетели Таманский полуостров, когда уже летели над морем, прямо над нами появился «мессер», мы все очень боялись, что собьет или посадит на воду. Дрожали все, «мессер» интересовался, кто летит, мы же были без знаков различия, без огней. За Феодосией мы повернули в лес, там за Феодосией есть долина, по ее склонам густой лес. И так как летчики у нас были отличные, настоящие асы, они нырнули в долину, а немец не смог уже, забоялся, так что мы оторвались от «мессера». Сели благополучно, нас уже встречали, ведь перед каждым вылетом партизанам отправляли извещение, чтобы они разожгли костры, иначе ведь не сядешь, должен ориентиры на земле иметь летчик. У партизан был аэродром в Зуйском лесу около д. Ивановка, в 20 км от Симферополя, прямо за деревней. Туда регулярно самолеты садились, немцы ничего не могли обнаружить. Я до сих пор удивляюсь, как немцы его не нашли, ведь так близко к городу он был расположен. Они же ходили, искали везде, посылали шпионов, но так и не удалось им ничего найти.

На аэродроме самолет уже ждали раненые и больные, их пересылали из всех соединений. После этого нас, 7 человек, группу политработников на усиление политорганов в партизанских отрядах (один из нас потом был назначен комиссаром 7-й бригады, расположенной под Севастополем), направили в Южное соединение, далеко, надо было пройти пешком более 100 км. Нас, прибывших, сопровождал лесник Рябошапка, исключительный человек. Он и проводник, он и разведчик, знал лес великолепно, как свои пять пальцев. И нас вел, сначала по Долгоруковой Яйле, а это открытая местность, хоть и идем ночью, гуськом, след в след, чтобы не зацепиться ни за камешек, ни за что, никаких разговоров. Идешь совершенно замкнутый на одном деле. Никакого охранения не было, идем-идем, прошли с. Долгоруково, подошли к с. Лучистому. Здесь спустились в долину и должны были перейти шоссе. Мы хотели зайти в Южное соединение через д. Джалман (ныне с. Пионерское). В этом месте как раз было лавандовое поле и три домика. Когда мы стали тихо подходить к шоссе по огородам, внезапно залаяли собаки из домиков, а везде по шоссе заставы, сразу поднялась тревога, немцы ракетами осветили всю площадь. Так что перейти шоссе мы не смогли, а тут уже рассвет начинался, мы же не могли пройти такое расстояние за одну ночь. Тогда Григорий Карпович Рябошапка повел нас в пещеру, напротив с. Лучистого с левой стороны. Но пещера была без потолка, там была большая дыра для вывода дыма. Видимо, когда-то в этой пещере жили. И вот мы зашли в пещеру, а уже зима, внутри снегу по колено, у нас у каждого нагруженные вещмешки. Также с нами была вьючная лошадь, нагруженная мешками. Мы везли в соединение снаряжение, медикаменты, продукты, письма. Мы легли на вещмешки, огонь разводить нельзя, но у каждого была фляга со спиртом. Я до этого во рту еще не держала ни вина, ни водки, а тут спирт. Мне предложили выпить, я стала отказываться. Но мне строго сказали: «Пей, а то замерзнешь, ведь видишь, что мы сидим на снегу, и лежать на нем будем». Я как глотнула, аж задохнулась, ведь неразведенный спирт. Зато согрелась, что было весьма кстати, так как в этой пещере мы просидели целую ночь, был страшный холод. То лежишь, то встанешь и сидишь, чтобы хоть как-то согреться. И тут вдруг лошадь как заржет, опасно, ведь рядом заставы, ребята быстро пошли, надели ей мешок на голову и начали у лошади дежурить. День просидели, но не бездельничали, наблюдали за шоссе, фиксировали каждую подводу, когда и в каком направлении проследовала, особенно на юг, в сторону партизанских отрядов. Примечательно, что немцы днем не вылезали, ездили только в крытых машинах, остерегались партизан. На следующую ночь мы снова попытались перейти, но не смогли, выбрали такое крутое место, что лошадь не могла подняться. Мы ее тянем наверх, а она назад. Зашли опять в пещеру, опять просидели в пещере, быстро зафиксировали, где стоят заставы, и только следующей ночью уже не стали переходить шоссе, а пошли в сторону с. Перевального и оттуда уже зашли к Джалману со стороны Краснолесья. Здесь находился 6-й партизанский отряд, командиром которого был Дементьев Н.И., комиссаром Серый. Они нас встретили, мы быстро разделись, партизаны везде зажгли костры, согрели нас. Здесь мы отдохнули немного, мне вырезали на пятке черную мозоль, очень большую. Останавливаться же нельзя, переход длинный, вот и набила. Фельдшер вырезал мозоль, а надеть свои сапоги уже не могу, поэтому я надела постолы. А тут немцы идут на прочес леса, погнали нас туда-сюда, гора-то высокая, нам надо пробираться в штаб, мы на гору лезли-лезли, везде идет стрельба, мы ползком поднимаемся, в бой не вмешиваемся, у нас другое задание.