Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»

Переход длился несколько дней. Шли по тропинкам, через скалы, болота, речушки. Растительность в тех краях небогатая, жидкие заросли, мелкие деревья – тундра. Приходилось форсировать много небольших рек, по болотам пробираться. Кухни наши здорово отстали, местность для них труднопроходимая, поэтому мы шли впроголодь. Ружье 17,5 кг тащили вдвоем, но иногда приходилось и одному. Были вьючные лошади, на них везли боеприпасы, минометы, станковые пулеметы. Артиллерии не было. Октябрь, температура от 0 до 10 градусов. Сильно мерзли, сушились днем у костров, но все равно мокрые постоянно. К концу перехода уже мечтали поскорее встретить немцев, такие обозленные были.

Ночью однажды легли спать, у нас была большая финская палатка, я лег, головой к камню прислонился. Недалеко от нас лошади стояли, и был потушенный костер, но, видимо, угли тлели еще. Просыпаюсь от громкого треска, как будто рвут брезент. Оказалось, «рама» летела, двухфюзеляжный самолет-разведчик. Сверху немец заметил эти тлеющие угли, или еще что-то, и бросил бомбу. Она взорвалась метрах в тридцати от нас. Палатку сорвало с креплений, потом посмотрели, вся пробита осколками. Я цел остался, а людей многих поранило, начбоя нашего, Шахматова, тяжело ранило в ногу. Посекло осколками лошадей.

С командиром нашего взвода, старшим лейтенантом Григорием Александровичем Иноземцевым, мы быстро подружились. Он был из Новосибирска, кадровый офицер, очень доброжелательный. И так как я был уже солдат опытный, подготовленный, имел санитарные знания, он назначил меня помкомвзвода. Я, сержант к тому времени, выполнял также обязанности старшины. Сам я к спиртному спокойно относился и носил на поясе две немецкие 900-граммовые фляги со спиртом, папиросы получал, распределял. Иногда расчеты из нашего взвода передавали в другие роты, приходилось все их добро таскать на себе, пока они не вернутся.

12 октября мокрые, голодные и злые мы вышли к Луостари, и первое, что нам попалось, еще не доходя до аэродрома, немецкие продовольственные склады. Охранников наши сразу сняли, и я со своим взводом пэтээровцев ворвался внутрь. Чего там только не было: шоколад, шнапс, печенье, консервы всякие! Я тогда первый раз в жизни сгущенку попробовал. Что удивительно, американской еды много было. Что мы получали консервы, что они. Мы тут же у склада расположились, шнапс разлили, сели кушать, голодные же все. Через несколько минут кто-то из начальства появился, кажется, замполит: «Вы чего тут расселись? Аэродром нужно брать, там немцы!» У склада сразу поставили охрану, за нашей бригадой шла часть, какие-то внутренние войска, по-моему СМЕРШ, вот они свою охрану поставили. Мы рванули к аэродрому, там уже дрались наши стрелки. Немцев застали врасплох, и они не смогли организовать серьезную оборону. Наш взвод тоже пострелял по мотоциклам, машинам. Аэродром захватили довольно легко. Подкреплений у немцев не было, они считали, что находятся в тылу. На поле осталось несколько самолетов, не успевших взлететь, мы их тоже расстреляли.

К 20 октября наша бригада подошла к Никелю, где понесла первые значительные потери. Никель расположен между горами и большим озером, и мы закрыли его с двух сторон. В лоб противнику с севера шли части 14-й армии и 70-я бригада морской пехоты, наших войск там было много. Мы зашли с юга. Взвод ПТР комбриг старался беречь, вдруг танки пойдут, поэтому в атаке мы не участвовали. Били, только если замечали автомашины, мотоциклы, пулеметы. Артиллерии у нас не было, только авиация потом бомбила немцев, а оборона у Никеля немцами была подготовлена серьезная. Минные поля, проволочные заграждения, доты. Но танков не было. Бригада занимала по фронту около 500 метров. 22 октября наши стрелки атаковали. Немцы хорошо защищались, проводили частые контратаки, пытаясь выйти из окружения. В основном севернее наших позиций, в сторону дороги. И через день, когда с севера прорвали оборону и немцы побежали, нашу бригаду направили под Киркенес, оседлать дорогу, по которой гарнизон Киркенеса, теснимый со стороны моря нашими частями, мог отойти в глубь Скандинавского полуострова. По слухам, там было шесть-семь батальонов отборных немецких войск, егерей. Бригада выдвинулась, перевалила через Скандинавские горы. Мы вышли километров на тридцать южнее Киркенеса и заняли дорогу. Обойти нас немцы не могли, кругом скалы и болота. Первой на место пришла рота старшего лейтенанта Козлова, они оказались ближе всех к городу и, не успев закрепиться, окопаться, первыми приняли на себя удар. Рота залегла в кюветах. Против нас действительно шли отборные части. Немцы, здоровенные мужики, от метра восьмидесяти и выше ростом, шли в полный рост, пьяные. Дело дошло до рукопашной, и рота Козлова там полегла. Потом, осматривая место боя, мы видели, что многие ребята и командир были изрезаны ножами. Немцы, подавляя численным преимуществом, прорвались. Дальше была уже наша позиция. Нам повезло больше, мы, основные силы значительно поредевшей бригады, успели закрепиться и встретили их плотным огнем. Я стрелял из «ППШ». Поразило, что многие немцы были в русских тельняшках. Шли на нас нагло, густой толпой, в открытую. Большая часть – автоматчики. Навалили мы их там много, трупы лежали один на другом, но и у нас были потери, в моем взводе тоже погибли ребята. Бой был жесточайший, но немцев отбили, они откатились назад и больше по этой дороге не прорывались. После боя насчитали четыреста немецких трупов, но и у нас погибло около ста человек. Собрали своих ребят и похоронили, немцев закапывать не стали.

27-ю годовщину Октябрьской революции встречали 7 Ноября 1944 года недалеко от Киркенеса. Настроение было отличное, считали, что все, войне конец. Норвежцы вначале настороженно нас принимали, а потом видят, что ничего плохого им не делаем, хорошо стали относиться. Чаю предлагали с шоколадом.

Потом пришел приказ возвращаться на станцию Кола. Нас предупредили, чтобы бригада поторопилась, так как ожидаются сильные снежные бури с Баренцева моря. Переход был на сто километров, и мы попали в эту бурю. Шли гуськом, иногда впереди идущего за плечо держишь, чтобы не потеряться. Видимость – метр-два. Темень, ураганный ветер, метель. Делали небольшие привалы на час-полтора. Под Киркенесом бригаде выдали полушубки, не знаю, всем ли, но в нашем взводе они были у всех. Стелили один полушубок на землю, двое ложились и вторым укрывались. Так отдыхали.

Добрались до Колы, а оттуда для отдыха и пополнения людьми и техникой нас отправили в Грязовецкий район Вологодской области. Остаток ноября, январь и декабрь 1945-го мы провели там.

Солдаты стали баню ставить, а мы с командиром, Иноземцевым, зашли в один из домов. Хозяйка спросила, чего хотим. Мы говорим: нам бы помыться. У хозяйки банный день был как раз, она ребятишек мыла в печке. Большая русская печь, она туда соломки постелила, там у нее чугунки с водой, и ребятишек мыла. Иноземцев поменьше меня, он залез и сидел там удобно, по бокам вода – холодная и горячая, веничек, париться можно. Потом я помылся, приходилось немного пригибаться, но печь глубокая, если лечь, ноги только по колени торчат из дверцы. Сядешь, подтянешь ноги и хорошо. Окатываться в сенцы выходили. Ребята остальные тоже, кто договорился, помылись, но в основном ждали, пока баню поставят. А что там баня, щели тряпьем затыкали, уже зима начиналась, но мы попарились отлично.