Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»

– Я родился 22 февраля 1921 года в селе Незавертайловка Слободзейского района тогда еще Молдавской АССР. Семья у нас была типичной для крестьянства того времени – шесть детей. Жили мы трудно, но в то время мало кому легко жилось.

После окончания семилетней средней школы я окончил в городе Балта педагогический техникум и год отработал учителем в родном селе. Но работать учителем не хотел, а мечтал быть военным. Вы себе даже не представляете степень авторитета и престижа армии, который был в то время. Наше село тогда было пограничным, и у нас постоянно был тесный контакт с пограничниками. Но особенно я хотел быть летчиком, во многом из-за того, что у них была шикарная форма: невиданные кожаные шлемы, куртки и сапоги мехом наружу, не говоря уже об аэропланах, которые тогда казались волшебными машинами. Поэтому во время работы в школе я связался с райвоенкоматом и попросил, если появится такая возможность, направить меня в летное училище. Вскоре меня вызвали, но вместо летного предложили поступить в Борисовское военно-инженерное училище в Белоруссии. Я согласился и отучился в этом училище с 1938 по 1941 год. Экзаменов при поступлении не было, только медкомиссия и собеседование.

– Как вы оцениваете подготовку, которую получили в училище?

– Раз я остался жив, выходит, что ни разу не ошибся, и благодарю за это не только удачу, но и своих учителей. Это были высококвалифицированные специалисты, командиры с боевым опытом Гражданской войны, Хасана, Халхин-Гола, Испании и войны с Финляндией. Например, начальник училища был удостоен звания ГСС за штурм линии Маннергейма. Так что нас готовили на основе боевого опыта, причем изучались не только успешные операции, но и неудачные. И, несмотря на то что к началу обучения я еще достаточно плохо говорил по-русски, но все-таки окончил училище успешно и получил звание лейтенанта, хотя за менее успешную учебу присваивали звание младших лейтенантов.

В Ново-Борисове (пригород Борисова) помимо нашего размещались еще и танковое и кавалерийское училища. Наше училище было достаточно крупное, количественно и структурно напоминало полк, то есть 2–2,5 тысячи людей. Но, к сожалению, я так и не знаю, сколько из моих сокурсников остались живы, просто мы потеряли связь. Знаю лишь, что из тех шестнадцати человек, кто вместе со мной попал служить в 294-ю сд, уже к сентябрю 1942-го в живых осталось всего двое…

– Вы были патриотом, верили партии, Сталину?

– Конечно. Я, как и вся окружавшая меня молодежь, был воспитан в духе патриотизма и верил и партии, и Сталину, шел с его именем в бой. Сейчас многие говорят, что они Сталину не верили, но я что-то таких людей тогда не встречал. Хотя, например, у меня самого родную тетю, сестру отца, вместе с ее двумя детьми депортировали во время коллективизации, и об их судьбе мы так ничего больше и не узнали, вплоть до сегодняшнего дня… Я знал об этом, но нас так воспитывали, что мы искренне верили и не сомневались. В комсомол я вступил еще в техникуме, а в партию меня приняли в сентябре 41-го.

– Было ощущение, что приближается война?

– Вот у нас всегда говорят, что война началась внезапно. Но на самом деле мы, конечно, знали, что война будет, просто не ожидали, что она начнется именно сегодня или завтра. А так нам открыто говорили, что мы должны готовиться к войне, и к войне именно с гитлеровской Германией. На каждом митинге в училище наши преподаватели подчеркивали, что скоро будет война, но никаких особых примет приближения войны в Борисове не было, шла самая обычная жизнь.

– Как вы узнали, что началась война?

– В мае 1941 года я окончил училище и был направлен на должность командира саперного взвода в 565-й отдельный саперный батальон 294-й стрелковой дивизии. Наша дивизия комплектовалась резервистами, в основном из Смоленской области, призванными на полугодичные сборы. Командиры были кадровые, а сержантский состав из резервистов. Дивизия располагалась в лесу под Липецком, офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и самому старшему из нас по возрасту лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди реки Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское и с помощью знакомой девушки пригласили на торжество весь ее выпускной класс. Наш праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой, я, кстати, тогда его в первый раз и попробовал, нам казалось, что веселится весь город – такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…

А утром, когда, переправившись на берег, мы шли по городу шумной ватагой, то заметили, что горожане смотрели на нас с удивлением и осуждением. Но мы-то еще не знали, что началась война, поэтому нас удивляло их недружелюбие. И мы все поняли только тогда, когда шедшая нам навстречу женщина спросила нас: «Ребята, вам весело оттого, что война началась?» Мы, конечно, срочно вернулись в часть, где уже шел митинг. Вот так мы узнали, что началась война.

Данич С.А. в нижнем ряду справа, с товарищами по училищу

Спустя примерно месяц нас погрузили в эшелоны и медленно повезли на юг, но затем повернули на север и очень быстро, дня за два, довезли до станции Мга, которая находится под Ленинградом.

Многие ветераны рассказывают, что когда началась война, они были уверены в нашей быстрой победе.

И мы так думали, но, конечно, когда уже и сами в бой вступили, то многое пришлось пересмотреть… Но я, например, далеко не загадывал. Думал только лишь о том, как прожить еще хотя бы месяц, посмотреть, что же будет дальше, ведь мы же все время отступали. Задумывались ли мы, почему самая сильная в мире Красная Армия постоянно отступает? Все вопросы отпали, когда мы увидели, какое у немцев превосходство в технике. Когда у нас против танков были только гранаты, когда в воздухе мы видели только немецкую авиацию…

3 августа мы выгрузились и отправились занимать оборону у деревни Хандрова, но по дороге наш взвод дважды обстрелял одиночный немецкий самолет. У меня даже промелькнула тогда такая мысль, что всех убило, и только я один остался в живых. До сих пор помню это жуткое ощущение… Но на самом деле у нас никого даже не ранило. Вот такое у нас было боевое крещение – первый страх и первая радость оттого, что все остались живы.