Эйно Луукканен - Я сбил целый авиаполк. Мемуары финского аса

Для повышения эффективности управления нашими истребителями были созданы несколько дополнительных наземных радиостанций на побережье Карельского перешейка, а также вдоль самой линии фронта. Во время инспекции одной из таких станций мы с командиром эскадрильи посетили штаб генерала Паяри. Он находился на линии старой границы на берегу маленького озера Каукиярви среди прекрасных сосновых и еловых лесов. База выглядела очень аккуратной: тщательно подстриженная трава, посыпанные песком дорожки, изящные цветочные клумбы. После прекрасного обеда мы отправились на линию фронта и в Майнила – местечко, где злосчастный артиллерийский налет, якобы финский, стал причиной гибели русского сержанта и нескольких солдат, что стало причиной нападения на нашу страну. После посещения генеральской сауны и купания в озере Каукиярви мы отправились обратно на нашу базу.

В начале сентября русская авиация начала наращивать активность в Восточной Карелии, особенно севернее Медвежьегорска. 16 сентября пришел приказ вернуть 10 наших истребителей в Гирвас. Получив на сборы всего час, мы побросали имущество в два транспортных самолета и после завтрака на бегу уже находились в воздухе, направляясь на северо-восток. Через 3 часа после получения приказа мы уже находились в 500 километрах от старой базы и готовились к новому вылету.

Через неделю, 24 сентября, все вылеты были отменены, так как тучи ползли над самыми деревьями и моросил мелкий противный дождь, но к полудню облачность поднялась выше 100 метров. Так как мне нужно было посетить штаб эскадрильи в Макслахти, я решил попытать счастья. Полет на бреющем дает летчику волнующее ощущение скорости, которое исчезает на высоте, поэтому я отправился в путешествие длиной 600 километров, хотя лететь предстояло исключительно по приборам. Маршрут пролегал над совершенно необитаемыми лесами Восточной Карелии, где в помине не было никаких метеостанций. Я постарался вспомнить кое-какие ориентиры и вырулил на старт.

Я летел, прижимаясь снизу к самым тучам, и сумел держать высоту 100 метров до самого Суоярви, но над Ладогой тучи пошли еще ниже, вынудив меня лететь над самыми вершинами деревьев. Даже самые маленькие холмики были окутаны туманом. Инстинкт советовал мне вернуться назад, но было поздно, мною овладело тупое упрямство. Частые изменения курса, чтобы обогнуть внезапно возникающие препятствия, привели к тому, что вскоре я безнадежно заблудился! Я попытался лететь вдоль какой-то дороги, но там перекрестки возникали один за другим. Я даже не осмеливался взглянуть на карту, так как боялся врезаться во что-нибудь, и напряженно всматривался в ветровое стекло. Компас был бесполезен после моих беспорядочных метаний, стрелка судорожно вертелась, и я ни разу не летел по прямой достаточно долго, чтобы она успокоилась.

Я думал, что нахожусь где-то северо-восточнее Ладоги, и постоянно поглядывал на землю, надеясь увидеть знакомый ориентир. Едва не налетев на высоковольтную линию, я внезапно обнаружил железную дорогу, вдоль которой и полетел, причем в направлении, противоположном первоначальному. Я почти заорал от облегчения, когда через 10 минут во мгле появились знакомые окраины Сортавалы. От Сортавалы я полетел вдоль шоссе до Выборга, а оттуда намеревался полететь вдоль дорог до Макслахти. Брюхо моего «Брюстера» едва не скребло по телеграфным столбам, а так как я летел со скоростью 400 км/ч, то просто чудом не врезался в одно из препятствий, которые замечал, лишь когда они проносились справа или слева от самолета.

После Яаккимаа положение начало ухудшаться дальше. Из леса поднималась густая стена тумана, похожая на дым тысячи пожаров. Теперь, даже держась над самыми верхушками деревьев, я уже ничего не видел. Я знал, что аэродром Месуваара где-то поблизости, и в нормальных условиях сориентировался бы моментально, так как знал местность как свои пять пальцев. Я повернул на обратный курс, хотя по спине бежал неприятный холодок. Но я поймал свой один шанс на тысячу. Сквозь случайный разрыв в пелене тумана я увидел землю и понял, что снова приближаюсь к посадочной полосе. У меня даже не было времени выпустить закрылки, а шасси встало на замки буквально в момент касания полосы. «Брюстер» подскочил вверх, затем шлепнулся обратно, и я покатил по периметру летного поля, искренне радуясь, что наконец-то закончилась эта нервотрепка.

На следующее утро погода улучшилась настолько, что я смог продолжить полет до аэродрома Рёмпётти возле Макслахти, а еще через сутки я отправился обратно в Гирвас. Теперь погода была прекрасной, и мотор «Циклон» успокаивающе гудел, пока я летел на высоте 3000 метров. Передо мной почти на горизонте под осенним небом лежало Ладожское озеро, спокойное и гладкое, точно стекло. Я даже не знаю, что именно привлекло мое внимание, или это мое желание пролететь над старым домом на северном берегу озера, но я сбился с курса.

Я пролетел над городом Лахденпохья и заметил несколько клубков разрывов зенитных снарядов над берегом озера. Я не мог видеть, по какой цели стреляли артиллеристы, но подумал, что они хотят привлечь мое внимание к русским. Пока я вглядывался, то заметил что-то вроде проблеска солнца на плексигласе кабины и повернул туда. Вскоре я увидел одиночный самолет. Когда расстояние сократилось, то я опознал его как Пе-2. Мое приближение не осталось незамеченным, так как хвостовой пулемет замигал, словно неоновая лампочка. Я приблизился к русскому на расстояние 50 метров, и мой «Брюстер» затрясся в воздушных вихрях. Моя первая очередь разбила стекло стрелковой точки, а через 10 секунд вторая очередь подожгла левый мотор, который немедленно запылал. Пе-2 сначала свалился на крыло, а потом перешел в вертикальное пике, оставляя жирный хвост черного дыма, а потом исчез в огромной вспышке на берегу острова Пуутсало.

Я пролетел над Питкаярви, Куоккаярви и Куиккалампи – эти места сразу заставили вспомнить мирное время: рыбалки, охоту, походы на лодках и купания. Ах это детство! И хотя я держал глаза широко открытыми, я ничего не видел, пока не пришло время садиться в Гирвасе.

Переменчивая погода часто приковывала нас к земле, однако наша жизнь не была лишена разнообразия. Во время одного из таких периодов нелетной погоды мы организовали облаву в окрестном лесу по данным радиопеленгатора и сумели поймать вражеского агента с рацией. Он старательно сообщал русским обо всех наших действиях. В другом случае из леса на краю аэродрома внезапно появился огромный медведь. Мы все с шумом и гамом бросились в погоню, однако собак у нас не было, и мы вскоре потеряли след зверя в подлеске.

Когда мы могли подняться в воздух, то нам приходилось летать к Повенцу, Морской Масельге, Пиндушам, где мы вели жестокие воздушные бои. Теперь нашим противником стали истребители Хаукер «Харрикейн» и Кертисс Р-40, появившиеся в большом количестве, а также другие английские и американские истребители. При налетах на наши аэродромы русские начали сбрасывать новый тип бомб, они взрывались непосредственно над землей, но их осколки почти не причиняли вреда самолетам и людям.