Станислав Говорухин - Чёрная кошка

Перешли к взрослой литературе. «А вот такого писателя — я его очень люблю — Теодора Драйзера вы читали?» Ощущение, что даже не слышала про такого…

Что же она читала? Фолкнер, Стейнбек, Марсель Пруст, Джойс, Генри Миллер…

Я тогда подумал: любой советский инженер знает американскую литературу лучше, чем она. И уж, конечно, читал и Майн Рида, и Джека Лондона, и Фолкнера со Стейнбеком…

Про сегодняшнего молодого русского инженера я уж этого не скажу — уровни начитанности сравнялись.

Эта книга — заметки режиссера. Интересно узнать: что ж он читал, этот режиссер, раз уж он придает такое значение книге…

Пишу не для того, чтобы похвастаться. Скорее — наоборот. Читал я много, но не системно, не всеохватно. Читал, что попало. Имею серьезные пробелы в «умной» литературе.

Впрочем, и «солнце русской поэзии», Александр Сергеевич признавался:

В те дни, когда в садах лицея Я безмятежно расцветал… Читал охотно Апулея, А Цицерона не читал…

Вот и я, подобно классику, охотно читал Апулея, Боккаччо, Аристофана, Де Лакло, французскую фривольную прозу, но не Софокла, не Еврипида, не Гомера. За кумира нашей интеллектуальной элиты, за Дж. Джойса принимался дважды — не одолел. Не принял мой организм Ф. Кафку, Марсель Пруст вызывал изжогу. Много раз открывал «Иосиф и его братья» Томаса Манна — после двух страниц засыпал. А, между прочим, эти первые две страницы романа — одна строка, самая длинная строка в мировой литературе. Стыдно признаться, но я «Братья Карамазовы» прочел совсем недавно. Зато «Идиота» читал трижды, а «Игрок» вообще мой любимый роман Достоевского.

Смягчающим обстоятельством может считаться то, что я по образованию не гуманитарий; учился на геолога, а в киноинституте у нас до сих пор не придают должного значения литературе. К тому же в годы моего детства и юности книги были ужасным дефицитом — какая попадется (иногда без обложки и названия), ту и читаешь. В один день это могут быть «Приключения майора Пронина», в другой — «Сага о Форсайтах».

Первая большая книжка, которую я осилил в зимние каникулы, — то ли в первом, то ли во втором классе, — были «Дети капитана Гранта». Так в мою жизнь вошел Жюль Верн, первый мой духовный учитель. Жюль Верн — вечный спутник молодости (увы, уже не вечный)! Сколько поколений воспитывалось на его книгах: и Толстой, и Менделеев, и Карл Маркс, и Чехов, и Станиславский, и Чарли Чаплин, и Эйзенштейн…

Самым большим моим детским потрясением был «Робинзон Крузо». Одно название чего стоило! «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего 28 лет на необитаемом острове, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами». До сих пор я считаю «Робинзона Крузо» самой великой книгой, которую создало человечество. Смелое и нахальное заявление? А как же Сервантес, Шекспир, Свифт, Гомер, Толстой? Но я не одинок в своем убеждении. Именно так считали и Вольтер, и Жан-Жак Руссо.

У каждого времени свои герои, у мальчишек разных поколений свои кумиры. Сейчас время Гарри Поттера. У мальчишек моего поколения кумирами были мушкетеры короля Франции. Именно Александр Дюма-старший заставил меня полюбить Францию, ее язык, ее культуру. Приехав в первый раз во Францию, уже взрослым человеком, я все равно был удивлен, что во Франции не все мужчины — мушкетеры и графы Монте-Кристо. «Любите книгу — источник знаний» — написано было на всех углах в советское время. Конечно, книга дает и знания. Тот же Жюль Верн, к примеру, — как много в своих занимательных романах он сообщает полезных сведений о географии, геологии, минералогии, химии, физике, астрономии… Но знания может дать и учебник, и живой учитель, а нынче — Интернет…

Книга воспитывает чувства. Какой Интернет, скажите на милость, может воспитать чувство собственного достоинства, чувство долга перед родиной; какой учебник сможет внушить молодому, вступающему в жизнь человеку понятия о чести, благородстве, любви к отечеству?

Все это дает только книга.

Человек, отлученный от великой литературы прошлого — ущербный человек; для меня это аксиома. И беда всего человечества в том, что книги, их авторы, великие духовные педагоги, воспитавшие сотни поколений, перестали участвовать в формировании человеческого общества.

Советская литература, которую мы тоже читали взахлеб, была очень идеологической. А куда же без идеологии? Это мы только, сумасшедший народ, ухитрились жить полтора десятка лет без какой-либо идеологии. И оказались близки к духовной смерти. Идеология — это столп, на котором держится государство.

В качестве примера приведу свою версию причины победы в Великой Отечественной войне.

Мало кто знает (а кто слышал, не верит), что в первые два месяца войны в плен к немцам попали 3 миллиона 200 тысяч бойцов Красной Армии. Большинство попали не по своей вине. Наши мудрые полководцы, все эти ворошиловы, тимошенки, кулики и буденные, да и сам главнокомандующий, были великими стратегами — они оставляли в котлах окружения целые армии (под Киевом — 600 тысяч, под Харьковом — 400). Но посмотрите немецкую хронику: многие сдавались охотно; бежали навстречу немцам с радостными улыбками — как к освободителям. В СССР было много — может быть, миллион — недовольных. После Гражданской войны, после «красного террора», ужасов репрессий, после самого страшного преступления власти — насильственной коллективизации и вызванного ею повального голода — слишком многие возненавидели и советский строй, и усатого вождя. Добавим сюда бойцов, мобилизованных из оккупированных Сталиным стран — из Галичины, Молдавии, Прибалтики…

На это и был расчет фюрера. Он думал, что вся Россия только и ждет освободителей с Запада, что вся Россия побежит к нему с поднятыми руками. Бесноватый нацистский вождь не учел только, что подросло новое поколение советских людей, воспитанных советской идеологией. Эти двадцатилетние, полностью заменившие к концу первого года войны выбитую до основания кадровую армию, безгранично верили и в советский строй, и в светлое будущее, и в своего вождя. Главную роль в их воспитании сыграла советская литература. Они выросли на таких книгах, как «Чапаев» Фурманова, «Разгром» Фадеева, «Как закалялась сталь» Николая Островского, «Педагогическая поэма» Макаренко, на повестях Аркадия Гайдара.

Они, эти двадцатилетние, и выиграли войну.

Вот что такое — идеология.

В целом советская литература — талантливая литература. Лет пятнадцать назад я решил пересмотреть всю библиотеку тех лет, перечитать книжки, которые произвели впечатление в детстве и юности. Хотел прояснить для себя — выдержали они испытание временем или нет. Другими словами — настоящая это литература или ненастоящая.