Георгий Данелия - Кот ушел, а улыбка осталась

— На красное? Здесь одиннадцать тысяч пятьсот. Отвечаешь? Валя молчит.

— Что молчишь?

— Нет, конечно.

— Тогда помалкивай, — сказал Садулыч и снова поставил на черное, снова отхлебнул виски (он потягивал виски, и ему доливали).

А когда мой долг дошел до сорока пяти тысяч, Садулыч и вовсе заснул.

— Вырубился, — сказала Валя. — А давайте, пока он отдыхает, сами сыграем. Молодой человек, — обратилась она к дилеру, — Данилову — кредит на сорок пять и расписку пусть несут.

— Извините, барышня, — дилер развел руками, — без приказа не могу, — и он показал на спящего Садулыча.

— Надо будить, — сказала Валя. Я тихо позвал:

— Садулыч.

— Стоп, стоп, режиссер. Не надо, — передумала Валя, — а то вдруг обозлится и пошлет нас. Скажет, сами играйте!

Сидим, ждем. Думаю: «А что, если он не вспомнит?»

— А если он не вспомнит? — сказала Валя.

— Все может быть.

— А вы сами-то крутой?

— Да не очень.

— А они знают, где вы живете?

— Найдут.

— А может, вам вообще из Москвы мотануть? Или у вас квартира?

— Квартира.

— Большая?

— Большая.

— Тогда не так страшно, можно с доплатой на меньшую поменять. У меня риелтор знакомый есть, Вася Прохонкин, он тоже из Воронежа. Я вас познакомлю, — успокоила меня Валя.

— Большое спасибо, Валентина.

Четыре часа утра. Раздвинули шторы. За окном светало. Народ почти весь разошелся.

— Николай Садулыч, — к Садулычу подошел менеджер и потрепал по плечу, — закрываемся.

Проснулся Садулыч. Потянулся.

— Извините. Прошлую ночь совсем не спал. Георгий, сколько мы должны? Сорок пять? Дайте на сорок пять.

Я написал расписку. Стало девяносто тысяч. Садулыч поставил 45 на черное и выиграл.

— А ты говорила, красное, — сказал он Вале. Садулыч порвал мои расписки и бросил их в урну.

— А ты волновался. Это же пластмасса.

И в кассе мне выплатили мои сто и пятьдесят для хорошего настроения.

— Вот твои пятьдесят, — сказал я Вале.

— Не надо, закрыто уже все.

— Бери, для хорошего настроения.

— Ну, ладно.

Вышли. Подошли к моей машине.

— Вы в какую сторону?

— В центр.

— До такси подбросите?

— А ты где живешь?

— В Сокольниках.

— Я тебя подкину. Садись.

— Спасибо. Сели. Поехали.

— Режиссер, за идею сто. В следующий раз, когда маэстро спросит, скажите, что две тысячи проиграли. Он вам отыграет. Хорошие бабки можно сделать.

— Не пройдет. У них строгий учет — кто сколько выиграл, сколько проиграл.

— А… не продумала.

На Пушкинской площади проезжали мимо казино «Шангрила».

— О, а тут еще открыто, — обрадовалась Валя. — Пошли, порвем их, режиссер!

— Я пас.

— Тогда я сама пойду! Остановите. Я притормозил у тротуара.

— Режиссер, дайте мне сто до завтра. Завтра на работу принесу. Мне повезет! Я чувствую.

— На, держи. — Я протянул ей сто долларов. Валя вышла.

— Бай-бай, — и она пошла.

Завтра, как я и думал, мне никто ничего на студию не принес. А в декабре, когда я монтировал фильм «Фортуна», Эдик Вайсберг принес мне конверт.

— Георгий Николаевич, Арину Михайловну помните? Она нам натурщиц для компромата приводила.

— Помню.

— Вот. Просила вам передать, — он протянул мне конверт.

В конверте было сто двадцать долларов. И записка: «Возвращаю сто двадцать. А пятьдесят вы мне подарили, для настроения. Света и радости вам, Георгий Николаевич! В.»

Вале, наверное, наконец-то повезло.

Спасибо, Валентина! Дай бог, чтобы у тебя жизнь устроилась.

На этом фильме было впервые два композитора — Гия Канчели и Игорь Назарук. Игорь — композитор и пианист-виртуоз, импровизатор. С ним я работаю уже сорок лет. Он на каждом фильме предлагал что-то интересное, и многое мы использовали. Это он на фильме «Кин-дза-дза!» придумал и исполнил звук «бритвой по стеклу».

«Фортуну» показывали на фестивале «Кинотавр» в Сочи. Смотрели хорошо. Смеялись, аплодировали, а когда фильм кончился, поздравляли, жали руку, говорили приятные слова. И я был горд таким успехом.

На следующий год там же показывал свой фильм мой молодой коллега. Смотрели еще лучше, чем фильм «Фортуна». Больше смеялись и громче аплодировали. А после просмотра коллегу бурно поздравляли. Обнимали, целовали. Затискали в объятиях. И он был горд своим успехом. А когда зрители после просмотра потянулись из кинотеатра в гостиницу, они начали делиться впечатлениями:

— Как ему не стыдно такую лабуду снимать? — сказал один.

— Да, большей дряни я не видела! — сказала другая. И все вокруг были согласны с такой оценкой. А я подумал: «Что есть истина?»

Если бы кто-нибудь предложил мне:

— Если хочешь, можешь заново родиться и выбрать место рождения. Например, Сан-Франциско, Париж, Амстердам, Монако, выбирай любое, хоть острова Фиджи!

Я бы ответил:

— Хочу родиться в СССР, в Тбилиси, в 30-м году.

— Почему? Ведь за время твоей жизни в вашей стране столько было тягот и напастей! Бедность, концлагеря, расстрелы, война, голод, разруха…

— Ладно, ладно, хватит, сам знаю… Хочу родиться только там и тогда, где родился. Если я появлюсь на свет где-то в Голландии или Франции, я не встречу по дороге жизни своих близких и друзей. Будут попадаться другие. Может, даже хорошие. А на хрена мне хорошие голландцы или хорошие французы?!Мне нужны мои, какие они есть! И те, кто живы, и те, кто в памяти.

В 99 году моему сыну Кольке, главному в моей памяти, исполнилось бы 40 лет, и моя жена Галя устроила выставку и назвала ее «3 Д» (Данелия Николай, Данелия Кирилл, Данелия Георгий).

На открытие выставки собрались друзья Коли, Кирилла и мои. Из Тбилиси прилетели мои грузины. Из Германии прилетели Норберт Кухинке и Саша Потемкин, из Узбекистана — Шухрат Аббасов. Из Испании — Никита Михалков, был на открытии выставки и в тот же вечер улетел обратно (в Испании он снимал фильм). Пришли и московские друзья. Ровно в 19 часов появился Евгений Примаков.

— А как же японец? — удивился я.

— Перенесли на завтра, — сказал Женя.

Между прочим. Утром я звонил его помощнику и просил передать, что открытие выставки не в 18.30, а в 19 часов (Примаков человек пунктуальный). Помощник сказал, что все сообщит, но Евгений Максимович вряд ли сможет прийти. У него в это время встреча с премьер-министром Японии (в то время Примаков был премьер-министром России).

А в 2004-м, когда моему сыну Кольке исполнилось бы 45 лет, мы с моими внучками Маргаритой и Аленой (старшей и младшей дочками Коли) и моей ученицей Еленой Машковой издали книгу его стихов и рисунков. А чтобы на презентации этой книги я был бодр и энергичен, мой друг хирург Дато Иоселиани поставил мне два стента и кардиорегулятор.