Александр Глушко - Неизвестный Лангемак. Конструктор «катюш»

Все в течение ряда лет проводились многократно опыты. Привели к одним и тем же результатам, разгорание двигателя на 5–7 секунде. Я неоднократно обращал внимание на этот вопрос, настаивал на тех. совещаниях, прекратить опыты, а произвести опыты с охлажденным спиртом, но никто не поддерживал меня и я почти украдкой провел опыт и доказал их несостоятельность. Параллельно с сжиганием двигателей цельнометаллических, началась работа по изысканию керамики. Естественно, возникла новая проблема, т. к. керамики, выдерживающей такие температуры, нет. Была создана лаборатория, но работа всей этой лаборатории не дала положительных результатов, двигатели горели. В то время как мои опыты с охлаждением спиртом и использованием иных теплопроводных материалов убеждали, что в этом собственно заключен смысл решения вопроса, всячески затирались и проводились как не годные средства. Эти факты можно было умножить, но я не буду сейчас на них останавливаться, а делаю вывод.

Все это не случайные факты. Существо этого вопроса заключается в том, что с самого начала слияния работниками и руководством была взята неверная установка. Вместо углубленного изучения вопроса в лабораторных условиях и использования имеющегося опыта уже в технике была взята установка на рост вширь, на разбазаривание средств и скрытие кустарничеством существенных недостатков. Этим объясняется отсутствие лабораторий в частности отсутствие крупных специалистов, которые могли бы вскрывать (при условии их честности) все безобразия в методе работы и направлении. Не случайно то, что два с половиной года пришлось буквально бороться за организацию лаборатории, которая до сих пор не создана.

Рассмотрим работу по ракетам. При организации Института в 1934 г. было создано два сектора, один занимался бескрылыми ракетами, второй крылатыми. Я после окончания ВВА был назначен в 1933 г. в ноябре сначала в ГИРД, а затем в Институт. В Институте я был назначен инженером в ракетный сектор, которым руководил ЗУЕВ. В 1934 г. по бескрылым ракетам были взяты обязательства изготовить объект для вооружения как говорили на суше и на море с дальностью обстрела 60 км. с 1/100 дистанции попадания и сокрушительной силы действия можно, причем же опытов по ракетам абсолютно никаких не было. Мои первые примеры в этом направлении убедили меня в том, что это абсурдное мероприятие. Я начал настаивать на уточнении этого вопроса, ни нач. сектора ЗУЕВ, ни нач. отдела ТИХОНРАВОВ никаких мер не принимали. Я пошел к КЛЕЙМЕНОВУ и сообщил свою точку зрения, он приехал в сектор, выслушал меня, просмотрел полученные траектории полета и заявил: «Все это происходит потому, что вы, мой друг, зеленый еще».

Я добился, чтобы мои результаты были обсуждены на Техническом Совете и меня исправили. Меня заслушали, поговорили, но никто никаких мер не принял. Работа по проектированию этого объекта шла полным ходом, и работали 6 человек. В конце 1934 г. в план работы на 1935 г. был внесен тот же пункт: «Ракета на жидком топливе дальнего действия и т. п.». Я восстал против этого пункта, но на тех. совещании меня никто не поддержал. Я поставил этот вопрос на Партгруппе. Яновский меня поддержал, и мы потребовали через партком создания специального технического совета для обсуждения этого вопроса с приглашением специалистов (Ветчинкина, Стечкина и Вентцель). На тех. совете было единогласно высказано мнение этими специалистами, что расчеты и выводы верные и следует искать новых путей, в частности использования крылатых ракет. Не взирая на это решение, пункт о бескрылых ракетах дальнего действия не был снят. Тогда Хованский, Яновский и я написали Наркому тяжелой промышленности тов. Орджоникидзе, где вскрыли сущность вопроса. Перед отправкой письма мы зашли в партком и зачитали письмо секретарю парткома института т. Осипову. Последний пригласил КЛЕЙМЕНОВА, который с шумом и криком «бузотеры» требовал постановки вопроса о нас на парткоме и заявил, что вы не имеете права писать таких писем, т. к. план не подан на утверждение. Осипов настаивал, чтобы обождали посылать письмо. Мы так и сделали, после этого пункт с ракетами дальнего действия был снят. Яновский был уволен из Института. Хованский был изолирован и назначен начальником летно-испытательной станции.

Я, будучи председателем бюро НТС организовал комиссию в составе 10 инженеров под председательством инж. тов. ЯКАЙТИС, для обследования состояния научно-исследовательской работы в Институте, после обсуждения этого вопроса на тех. совещании была вынесена резолюция (см. в делах) с этой резолюцией не согласился КЛЕЙМЕНОВ и ОСИПОВ и пред. завкома НИКОЛАЕВ (последний исключен из партии).

На второе заседание, где обсуждался вопрос об уходе инженеров явились ОСИПОВ, НИКОЛАЕВ, ТРИАДСКИЙ и НАДЕЖИН, в конце заседания я обратился к ОСИПОВУ и Пред. завкома по ходу обсуждения с просьбой о принятии мер в отношении КУПРЕЕВОЙ, которая действуя именем нач. Института создала настроение среди сотрудников… На этом основании наше заседание было квалифицировано кулацким заседанием и бюро было распущено, а меня хотели исключить из партии, но затем ограничились выговором, но в Райком не послали Протокол.

Тов. ЯКАЙТИС был объявлен выговор и он вынужден был уйти из Института. Таким путем была разогнана партгруппа 2-го отдела, за исключительно правильное вскрытие разбазаривания средств самым шарлатанским методом.

В течение 1934–1935 и даже 1936 г. частью работников Института, как-то инженер Тихонравов, Душкин и Якайтис неоднократно поднимали вопрос о неправильной установке в производстве. Например, все работы, проводимые по двигателям и ракетам на жидком топливе носят сугубо экспериментальный характер. Для быстрого решения отдельных вопросов, необходима самая тесная связь инженера, конструктора, станка и испытательной лаборатории. Нужна система принятая буквально во всех научно-исследовательских институтах. Мы просили для проведения экспериментальных работ выделить максимум 4 станка, которые должны обслуживать эти работы и стать на единственно правильный путь. Эта точка зрения категорически отметалась со стороны КЛЕЙМЕНОВА, ЛАНГЕМАКА И НАДЕЖИНА. Все время торжествовала принятая им система. Это проектирование, изготовление чертежей, сдача в производство, а затем изготовление заказа в течение такого длительного срока, что он терял всякую научную ценность, так как за это время удавалось получить самым кустарным образом сведения, которые сводили к нулю заказ. Так было в течение всего времени существования Института. Для наглядности приведу несколько фактов, например опытный динамометр, с общим количеством необходимых часов для его производства равным 70–80 часам изготовления: