Джеффри Робертс - Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953

Обсуждение этого вопроса на Потсдамской конференции – редкий пример того, как Сталин на дипломатических переговорах стал жертвой ловкого тактического хода. В самом начале конференции Трумэн и Черчилль подняли вопрос о том, что означает теперь слово «Германия». Сталин сказал, что Германию следует либо рассматривать как географическое понятие, либо принимать ее такой, «как она есть в 1945 году». Однако глава СССР допустил ошибку, согласившись говорить о Германии, как она была до войны, в 1937 г. (т. е., до того, как Гитлер аннексировал Австрию и отнял у Чехословакии Судетскую область). Эта уступка дала Трумэну и Черчиллю возможность позже утверждать, будто то, что происходит в части Германии, переданной полякам, касается всех троих союзников, а не только СССР и Польши, поскольку Германия находится в совместной оккупации. Сталин возразил, что эта территория де-факто находится под контролем поляков, потому что немцы переселились с нее на запад, но ничем не мог ответить на утверждение, что вопрос о германско-польской границе должен быть решен на мирной конференции. Тем не менее, к концу конференции было достигнуто соглашение о демаркационной линии между Германией и Польшей, а Англия и США признали польское управление территорией Германии, о которой шла речь, «до окончательного определения западной границы Польши» на будущей мирной конференции.

Третьим спорным моментом на Потсдамской конференции были отношения «Большой тройки» с бывшими союзниками Германии времен Второй мировой войны – Италией, Болгарией, Финляндией, Венгрией и Румынией. В общих чертах ситуация была следующей: англичане и американцы настаивали на том, что Италия заслуживает особого решения, в то время как Сталин старался защитить интересы стран, которые находились в его сфере влияния в Восточной Европе. Спор начался с предложения западных стран принять Италию в Организацию Объединенных Наций. Советская сторона не возражала, однако Сталин не понимал, почему с остальными четырьмя бывшими вражескими государствами нельзя поступить так же. Англичане и американцы отвечали, что у них нет дипломатических отношений с этими странами и что рассматривать вопрос о принятии их в ООН нельзя до подписания мирных соглашений. Наконец, был достигнут компромисс: было решено в обязательном порядке провести переговоры о подписании мирного договора между «Большой тройкой» и Италией, и только после этого принять эту страну в ООН. Опасения советской стороны были развеяны после того, как англичане и американцы пообещали рассмотреть вопрос о признании правительств Болгарии, Финляндии, Венгрии и Румынии.

Завершая Потсдамскую конференцию 2 августа 1945 г., ее участники торжественно заявили, что она «укрепила связи… и расширила рамки их сотрудничества и понимания» и вселила в них новую уверенность в способности обеспечить создание «справедливого и прочного мира». Далее в коммюнике конференции говорилось, во-первых, о создании Совета министров иностранных дел, который должен был служить для постоянного трехстороннего сотрудничества, и, во-вторых, о планах послевоенного устройства Германии – в том числе о политике по репарационным выплатам. Далее перечислялись решения по прочим вопросам – таким, как передача Кенигсберга СССР и соглашение о польской западной границе. Заключительное коммюнике подготовило почву для принятия целого ряда новых стран в ООН – в том числе стран, которые во время войны поддерживали нейтралитет. Из их числа была намеренно исключена Испания на том основании, что режим Франко был основан при поддержке государств-агрессоров и поддерживал тесные отношения с ними во время войны. Желая подорвать режим Франко, советская делегация во главе со Сталиным предлагала принять более жесткие меры, но англичане и американцы решили ограничиться таким решением75. Помимо того, о чем сообщалось в официальном коммюнике, в неопубликованном протоколе конференции излагались решения по таким вопросам, как трехсторонний раздел немецкого военного и торгового флота, а также необходимость пересмотреть режим управления Черноморскими проливами76.

Советский Союз оценивал результаты Потсдамской конференции весьма положительно, и не только в прессе, где ей были посвящены такие же хвалебные статьи, как Тегеранской и Ялтинской конференциям77. Особенно интересно отметить сделанные в частном порядке комментарии, записанные послом Югославии в Москве: «По мнению Молотова и Вышинского, на конференции можно было видеть, а это видно и по ее результатам, что англичанам и американцам стало ясно, что они потеряли Восточную Европу и Балканы… Молотов говорит, что все время на конференции господствовала хорошая атмосфера, хотя дело доходило до желчной полемики и острых слов. Все старались, чтобы по всем вопросам были приняты компромиссные решения… О Трумэне они говорят, что он довольно культурен, показывает много понимания европейских проблем»78. В своем дневнике Георгий Димитров записал следующее: «Говорил с Молотовым о берлинской конференции, в особенности о решениях, касающихся Болгарии и Балкан. Главным образом, эти решения в нашу пользу. Фактически, эта сфера влияния признана нашей»79. В отчете, переданном в посольства Советского Союза, Молотов писал, что «конференция закончилась с достаточно удовлетворительными результатами для Советского Союза»80.

После Потсдамской конференции Сталин сосредоточил все внимание на последней кампании Советского Союза во Второй мировой войне: удару по японским войскам в августе 1945 г. Привлекательной в этой кампании была не только перспектива очередной победы, но и существенное укрепление влияния СССР на Дальнем Востоке81.

Соединенные Штаты начали зондировать вопрос участия Советского Союза в войне на Дальнем Востоке еще в декабре 1941 г., но Сталин до сих пор отвергал эти инициативы американцев, а Рузвельт не настаивал. По отношению к Японии Сталин придерживался политики, основанной на условиях советско-японского пакта о нейтралитете, подписанного в апреле 1941 г., в надежде, что Токио поступит так же. Нападение на Перл-Харбор стало сигналом того, что Япония взяла курс на расширение на юг, и Сталин вполне мог ожидать, что по отношению к советско-германской войне Япония будет сохранять нейтралитет, рассчитывая, что Красная Армия способна остановить и отразить наступление фашистов. Однако глава СССР не мог позволить себе довольствоваться этим. Численность вооруженных сил Японии, размещенных в Маньчжурии и Корее, в период после июня 1941 г. возросла почти до миллиона человек, и с тех пор оставалась практически на этом уровне. Красная Армия могла противопоставить этой потенциальной угрозе размещенные на Дальнем Востоке войска численностью около 700 000 человек. В 1942 г. была учреждена должность заместителя начальника Генштаба по Дальнему Востоку; Ставка регулярно издавала директивы командующим на Дальнем Востоке относительно того, что им следует делать в случае нападения Японии. После побед под Сталинградом и Курском Сталин мог быть вполне уверен в том, что японцы не решатся начать военные действия против Советского Союза. Однако нельзя было исключать и возможность предупреждающего удара по таким целям, как стратегически важный и очень уязвимый дальневосточный порт Владивосток, поэтому Сталину нужно было действовать очень осторожно. В отличие от Рузвельта в 1940–1941 гг., он не делал никаких заявлений о политической солидарности со своими союзниками в военных действиях на Дальнем Востоке. В советской прессе Тихоокеанская война освещалась в тоне сочувствия к союзникам, но и без особой враждебности по отношению к Японии. Единственным значимым отклонением от этой сдержанной позиции стало высказывание Сталина в ноябре 1944 г. в речи, приуроченной к годовщине Октябрьской революции: в ней Сталин называл Японию страной-агрессором. Впрочем, это утверждение было сделано в контексте рассуждения о том, что Лигу Наций после войны должна сменить более эффективная организация по международной безопасности, и Япония не интерпретировала его как признак изменений в политике СССР82. Когда в апреле 1945 г. Советский Союз расторг пакт о нейтралитете с Японией, он всячески постарался уверить японскую сторону, что не имеет по отношению к ней никаких враждебных намерений.