Джеффри Робертс - Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953

Дискуссии по поводу пакта Сталина и Гитлера главным образом фокусируются на преимуществах и издержках этого «союза нечестивых». Одни утверждают, что Сталин, отказавшись в августе 1939 г. от антигерманского альянса с Британией и Францией, тем самым облегчил гитлеровцам задачу, дав возможность захватить большую часть континентальной Европы. Ценой этого просчета был сокрушительный удар, нанесенный Советскому Союзу 22 июня 1941 г., и практически удавшееся вторжение Германии в СССР. Другие возражают, что СССР не был готов к войне с Германией в 1939 г.

и что Сталин, так же как и Гитлер, во многом выиграл в стратегическом плане от заключенного пакта, который, по сути, дал Советскому Союзу время подготовить оборону.

В 1990-е гг. дискуссия о пакте Сталина и Гитлера приняла новый оборот: ряд российских историков стал утверждать, что основной причиной трагедии июня 1941 г. были не попытки Сталина поддержать мирные отношения с Гитлером, а то, что он сам готовился нанести предупредительный удар по Германии24. Согласно этой точке зрения, главной причиной поражений Советского Союза в начале войны было то, что Красная Армия была развернута не для обороны, а для наступления. Советских военных застали врасплох не столько потому, что они мирно спали, сколько потому, что они сами готовили нападение на Германию. Новизна этой версии заключалась в том, что она основывалась на сведениях из русских архивов, в том числе о военных планах Советского Союза 1940–1941 гг., из которых ясно следовало, что Красная Армия действительно планировала вести наступательную войну против Германии. Впрочем, предложенный анализ мотивов, по которым Сталин мог планировать нападение на Германию, был проведен гораздо раньше. Еще в 1920–1930 гг. исследователи антикоммунистического толка указывали на так называемую «связь войны и революции»25 – идею о том, что Сталин планировал начать новую мировую войну, которая, как и Первая мировая война, открыла бы дорогу для революционных изменений по всей Европе. Подхватив эту тему, нацистская пропаганда провозгласила вторжение Германии в Россию предупредительным ударом против неизбежного нападения СССР и представила войну чем-то вроде крестового похода в защиту цивилизованной христианской Европы от азиатской большевистской орды.

На деле же Сталин не только не планировал войну и революцию, он ничего не боялся больше, чем крупного вооруженного конфликта. Война была связана с определенной выгодой – и когда появлялась возможность, Сталин ее не упускал, – но она была связана также и с большой опасностью. Хотя Первая мировая война и привела к началу октябрьской революции 1917 г., за ней последовала гражданская война, в ходе которой врагам коммунистов почти удалось задушить большевизм в зародыше. В числе тех, кто противостоял большевикам в гражданской войне, были крупнейшие капиталистические державы – Великобритания, Франция и США. Они оказывали поддержку антикоммунистическим силам в России и установили экономическую и политическую блокаду – санитарный кордон, – чтобы сдержать распространение «эпидемии» большевизма. Большевикам удалось выдержать гражданскую войну и в 1920-е гг. прорвать международную изоляцию, однако в течение последовавших двадцати лет они опасались создания новой большой коалиции капиталистических стран, способной раздавить советский социализм. К началу 1940-х гг. советская Россия значительно окрепла, и Сталин был уверен в том, что Красная Армия сможет защитить свою социалистическую Родину, однако его мучительный страх перед войной против объединенного фронта враждебных капиталистических стран не оставлял его. В 1940 и 1941 гг. Сталин не исключал даже такой радикальный вариант перегруппировки сил, как заключение альянса между Англией и Германией. По этой причине, в то время как некоторые из военных командиров Сталина настаивали на необходимости превентивного удара по Германии, сам советский диктатор считал, что этот шаг спровоцирует преждевременное начало войны, и решил сделать ставку на возможность сохранения мирных отношений с Гитлером.

Помимо советско-германского пакта еще одним предметом непрекращающихся дискуссий среди историков остается военно-политическое руководство Сталина в годы Великой Отечественной войны. Во время войны Сталин был верховным главнокомандующим советских вооруженных сил, главой комитета госбезопасности и народным комиссаром обороны, а также главой правительства и руководителем коммунистической партии. Он подписывал все важнейшие приказы и распоряжения, предназначенные для вооруженных сил. Его речи и заявления были главными вехами в формировании военной стратегии и политических целей Советского Союза и играли важнейшую роль в укреплении боевого духа народа. Сталин представлял страну на встречах в верхах с военными союзниками СССР, Великобританией и США26 и регулярно общался с премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем и президентом Америки Франклином Делано Рузвельтом27. До 1939 г. Сталин редко приглашал к себе иностранцев, за исключением товарищей-коммунистов, однако в годы Второй мировой войны он постоянно встречался с высокопоставленными лицами, дипломатами, политиками и военными. Советская пропаганда военного времени представляла Сталина как центральный символ единства страны в борьбе против Германии. На заключительных этапах войны газеты были заполнены хвалебными статьями, посвященными военному таланту Сталина. Поэтому, когда в конце войны Сталин был объявлен «генералиссимусом» (верховным генералом), это показалось вполне логичным28.

Для посторонних наблюдателей Сталин был ключевой фигурой, человеком, на котором держалась вся военно-экономическая деятельность Советского Союза. Эти представления так суммирует Дойчер в биографии Сталина, опубликованной в 1948 г.: «Многие представители стран-союзников, побывавшие в Кремле во время войны, были поражены тем, по какому количеству вопросов – мелких и значительных, военных, политических и дипломатических – Сталину приходилось принимать окончательное решение. Он, по сути, был сам себе главнокомандующим, министром обороны, начальником снабжения, министром иностранных дел и даже руководителем протокола… Таким он был день за днем, на протяжении всех четырех лет военных действий – образцом терпения, выдержки и бдительности, почти вездесущим, почти всезнающим»29.

Шестьдесят лет спустя оценка Дойчера полностью подкрепляется новыми доказательствами из российских источников, позволяющими составить подробную картину политики Сталина, его решений и действий во время войны. Журнал принятых Сталиным лиц дает нам достаточно полное представление о том, кто посещал его кабинет в Кремле и как долго каждый из посетителей там находился30. У нас есть доступ к тысячам военных, политических и дипломатических отчетов и донесений, поступавших в кабинет Сталина. У нас есть почти полные стенограммы всех политических и дипломатических бесед Сталина за время войны, в том числе с руководителями других коммунистических стран, с которыми он обычно был наиболее откровенен. У нас есть тексты многих телефонных и телеграфных разговоров Сталина с фронтовыми военными командирами. У нас есть мемуары и дневники его ближайших соратников. Этот новый корпус свидетельств далеко не полон; у нас по-прежнему ограниченные сведения о самых личных размышлениях и расчетах Сталина31. Однако теперь мы знаем достаточно много о том, как Сталин руководил военными действиями советской армии и о контексте, в котором он формулировал и принимал свои военные и политические решения.