Джеймс Донован - Незнакомцы на мосту

Мы еще раньше утверждали, что действиями иммиграционных чиновников фактически руководило ФБР. Давая показания, Шененбергер сообщил: «Мы попросили их (работников ФБР) показать нам, где находится подозреваемый… Они же попросили нас разрешить им первыми войти в контакт с подозреваемым… и допросить его прежде, чем мы арестуем его».

В половине седьмого утра обе группы чиновников отправились в отель «Лагам». Как выяснилось позднее, другие работники уже были размещены в гостинице неподалеку от номера, где, ничего не подозревал, спал советский полковник.

Следователь нью-йоркского отделения Управления иммиграции и натурализации Эдвард Дж. Фарли о встрече с работниками ФБР сообщил следующее.

Вопрос. Следовательно, вы встретили примерно шестерых работников ФБР?

Ответ. Я бы сказал, что приблизительно так, сэр.

Вопрос. Где вы их встретили?

Ответ. Я встретил их в холле и в коридоре на восьмом этаже, а также в комнате по соседству с той, в которой жил

Мартин Коллинз. Эта комната располагалась недалеко от холла.

Вопрос. Насколько мы понимаем, мистер Коллинз находился в номере 839, а вы встретились с этими работниками в коридоре и в комнате, примыкающей к номеру 839?

Ответ. Я полагаю, что это было в комнате № 841.

На этой стадии допроса Фарли решил немножко позабавиться, и, как мне кажется, за мой счет.

Вопрос. Это была свободная комната?

Ответ. Нет, сэр, она была занята.

Вопрос. Кем занята?

Ответ. ФБР.

Вопрос. Никаких жильцов в комнате не было?

Ответ. Нет, сэр. Мне об этом не известно.

Судья Байерс был явно раздражен тем, что слушание тянулось уже два дня, и начал проявлять неудовольствие по поводу излишней детальности наших расспросов. Он обратился к нам с вопросом, какую цель мы преследуем.

— С помощью этого опроса, — сказал я, — мы пытаемся разъяснить, что этот человек подозревался в двух преступлениях — в нелегальном въезде в Соединенные Штаты и в шпионаже… Обычная юридическая процедура, которой следовало бы придерживаться при проведении мероприятий по аресту лица, подозреваемого в совершении любого из этих двух преступлений, в данном случае не была соблюдена. Причем основной мотивировкой министерства юстиции было желание как можно дольше сохранить все это в секрете. Предъявленный человеку во время его ареста іраж-данский ордер является внутренним документом министерства юстиции, и отчет об его исполнении перед мировым или федеральным судьей не делается.

— Несмотря на тот факт, что речь шла о подозрении в совершении двух преступлений, — продолжал я, — эти необычные меры были приняты для выполнения министерством юстиции задачи в основном контрразведывательного характера… причем и административный ордер, и иммиграционные чиновники были использованы просто дня маскировки. Чтобы внести ясность в нашу позицию, мы должны заявить, ваша честь, что вовсе не считаем такие действия заслуживающими порицания. Мы лишь хотели бы указать, что, избрав такой метод, метод контрразведки, при котором вы должны действовать максимально скрытно, перенеся место действия на несколько недель в Техас и проиграв игру, вы уже не можете действовать в соответствии с другим методом, который был бы применим, если бы у вас был ордер по уголовному делу. Именно это и является нашей целью на сегодняшнем слушании, ибо мы верим, что эти действия были продиктованы не тем, что Верховный суд называет добросовестностью, а потому обыск и наложение ареста являются незаконными. Более того, если доказательства, полученные в гостинице «Латам», окажутся неприемлемыми, мы войдем с ходатайством об аннулировании обвинительного акта на том основании, что Большому жюри были представлены опороченные улики.

— Благодарю вас за объяснение мне вашей точки зрения, — сказал судья. — Мне очень не хотелось бы указывать ФБР, как оно должно выполнять свои обязанности. Я полагаю, что задача ФБР и состоит в том, чтобы добывать информацию о нарушениях закона. Я полагаю, что не дело суда указывать ФБР, как оно должно осуществлять свои функции.

— Даже если мы докажем, что работники ФБР действовали в нарушение Конституции Соединенных Штатов? — спросил я.

— Я не принимаю решения по вашему ходатайству, — ответил судья Байерс. — Я только объявляю вам, что вы добьетесь того, что суд займет крайнюю позицию.

В процессе слушания полностью подтвердился рассказ Абеля о том, как он был арестован, подвергся обыску, доставлен в Техас, пять дней содержался без права переписки и общения с кем-либо, а после этого допрашивался еще в течение трех недель. Суть вопроса здесь заключалась в том, что полковник и его имущество на несколько дней просто исчезли с лица земли, а работники ФБР в это время, действуя как представители контрразведки, осуществляли свой план.

Наша величайшая трудность, бесспорно, состояла в том, что речь здесь шла не об обычном гражданине, арестованном у себя дома. Дело касалось полковника Рудольфа Ивановича Абеля из советской разведки. И все же правовой аспект был абсолютно одинаковым — по конституции Абель обладал точно такими же правами, что и я.

В конце второго дня слушания судья Байерс сказал: — Господа, я надеюсь принять решение по этому ходатайству завтра. Если вы пожелаете еще что-нибудь сообщить мне, это должно быть сделано в моей канцелярии завтра не позднее одиннадцати часов утра. Решение суда откладывается.

Четверг, 10 октября

В этот день обвинение информировало нас, что прокуратуре стало известно о дружбе одного из работников ФБР с семьей присяжного № 5 миссис Мактаг. Муж этой женщины работал врачом на военной базе. На основании сообщенной нам информации я обратился к судье Байерсу с письменной просьбой об отводе этого присяжного. Я пояснил, что, если бы эти факты были нам известны при отборе присяжных, мы заявили бы о ее отводе.

Затем мы представили, должно быть, наш последний меморандум по ходатайству об аннулировании доказательств, захваченных в гостинице «Латам». Наш меморандум основывался на статье в газете «Геральд трибюн», опубликованной еще до того, как мы начали участвовать в деле, но только сейчас попавшей в наше поле зрения. В статье полностью подтверждалось все то, что мы постоянно говорили об аресте полковника Абеля, и приводилось следующее заявление начальника управления иммиграции: «При аресте нам было хорошо известно, что он (Абель) собой представляет. В то время наше намерение состояло в том, чтобы держать его как можно дольше… и, конечно, мы держали его, надеясь, что будут собраны материалы, достаточные для предания его суду».

Как отмечалось в статье, начальник управления иммиграции «показал», что Абель не был бы арестован, если бы об этом не попросила наша «контрразведка». Он был задержан, когда об этом попросило «несколько государственных учреждений».