Юрий Сушко - Любимая женщина Альберта Эйнштейна

– Смешно, – улыбнулась краешком губ Маргарита. – Но ты не умрешь. По крайней мере, пока я с тобой...

«Ты не умрешь, пока я с тобой...» Он подумал, что эта ее последняя фраза похожа на фальшивые слова из какого-то бродвейского спектакля. Да нет, у них с Марго вряд ли что вечное может получиться. Ей нужен муж-поклонник, а мне – жена-домохозяйка, которая всегда рядом, которая встречает и провожает, кормит и купает, а в основном – ждет. И не мешает.

Но пока они наслаждались уединением. Им было хорошо и покойно. Лежа в постели, они лениво переговаривались. Покидали кровать лишь изредка. Шлепая босиком по теплому полу, Эйнштейн время от времени уходил в кабинет покурить, давно взяв себе за правило никогда не дымить в спальне. Оставшись одна, Маргарита безмятежно нежилась на смятых простынях и восстанавливала в памяти все детали вчерашней застольной болтовни Оппенгеймера с ее Альбертлем.

Когда Эйнштейн походя поинтересовался развертыванием атомного проекта, Оппенгеймер принялся жаловаться на трудности, которые переживала его суперсекретная лаборатория.

– ...Я сам предложил генералу Гровсу это плато Лос-Аламос в штате Нью-Мексико. Еще в детстве я здесь учился в закрытом пансионе. Пустынная территория, равноудаленная и от Атлантического побережья, куда германские подводные лодки иногда высаживают своих шпионов, и от населенных пунктов, жители которых могли бы пострадать в случае (тьфу-тьфу-тьфу!) ЧП во время проведения опытов. Поначалу мы с Гровсом предполагали поселить рядом с Лос-Аламосом примерно сотню ученых с семьями. Но уже скоро там проживало три с половиной тысячи сотрудников. А сегодня – и вовсе более шести тысяч. Можете себе представить подобный муравейник?..

Оппенгеймер лично занимался комплектованием научного коллектива, исколесил тысячи километров, чтобы встретиться с каждым потенциальным кандидатом, постараться убедить его покинуть насиженное местечко в университете или лаборатории, оставить жилье, отрешиться от прежнего быта и перебраться в пустыню Нью-Мексико и, работая там, оказаться отрезанным от всего внешнего мира.

Первые поселенцы старинного городка Санта-Фе, прежней резиденции испанских вице-королей, появились уже весной 1943 года. Их автобусом ежедневно доставляли на плато Лос-Аламос, покуда вблизи лаборатории не выстроили целый поселок.

– И когда же вы будете готовы выпустить джинна из бутылки? – просто так, ради любопытства спросил у своего молодого коллеги Эйнштейн.

– Я думаю, к середине июля все завершится.

«Генерал Гровс... Плато Лос-Аламос, штат Нью-Мексико... Санта-Фе... Три с половиной тысячи сотрудников... Сегодня более шести тысяч», – высвечивались в цепкой памяти Маргариты имена, географические названия, даты и цифры...

В своих прогнозах Оппенгеймер не ошибся. 12 и 13 июля составные части снаряда «Фэт Мэн» («Толстяк») в строгом соответствии с совершенно секретным планом доставили в район Аламогордо и подняли на металлическую 33-метровую башню, стоящую, как морской маяк, посреди бескрайней пустыни. В два часа ночи 16 июля, после устранения ряда технических неполадок, все участники эксперимента заняли свои посты в пятнадцати километрах от «пункта ноль». Громкоговорители транслировали танцевальную музыку. Первоначально взрыв намечался на четыре утра, но погода испортилась, было облачно, дождливо и воздух был очень влажный, и пуск отложили на полтора часа. В пять пятнадцать все участники программы – ученые и «технари» – надели темные очки и улеглись ничком на землю, отвернув лица от точки «ноль». В 5.30 ослепительный белый свет залил тучи и горы. Все!

Оппенгеймеру, который изо всех сил вцепился в одну из стоек контрольного поста, в эту поистине историческую минуту неожиданно вспомнились строки из древнеиндийского эпоса «Бхагават Гита»:

Когда гигантское облако пыли высоко поднялось над местом взрыва, в его памяти возникли другие, еще более ужасные, пророческие слова:

Жертвой испытаний стал лишь один солдат, который накануне вечером вернулся из увольнения. Как позже выяснил генерал Гровс, он был достаточно навеселе. Взрыв застал его полусонным и ослепил. Через несколько дней его зрение восстановилось. Но солдатик поклялся: больше никогда в жизни не брать в рот спиртного.

Едва получив подтверждение о взрыве в американской пустыне, начальник внешней разведки НКВД СССР Павел Фитин тут же позвонил Поскребышеву:

– Александр Николаевич, получена срочная информация из-за океана. Ее необходимо довести до сведения товарища Сталина. Это крайне срочно. Доложите, пожалуйста.

– Обязательно, сейчас доложу.

Через пять минут Фитину по «вертушке» раздался ответный звонок.

– Павел Михайлович, приезжайте. Товарищ Сталин ждет вас.

Еще в машине Фитину совсем некстати вспомнилось: в Древнем Риме гонцов с плохими вестями казнили. Сильные мира сего надеялись таким образом замолить судьбу.

Сам он был готов ко всему.

Выслушав краткий доклад Фитина о состоявшемся испытании атомной бомбы на полигоне Аламогордо, Сталин долго молчал. Фитин боялся пошевельнуться. Потом вождь встал, жестом остановив попытку Фитина вскочить:

– Сидите. Сейчас вы можете сообщить о случившемся событии товарищам Молотову и Берии. Да, минуточку. Благодарю вас за оперативность. Как там у вас говорят, кто вовремя оповещен – тот, стало быть, вооружен, так?

– Так точно, товарищ Сталин.

– Хотя вы же знаете, как поступали в Древнем Риме с гонцами, которые приносили дурные вести?

У Фитина душа ушла в пятки: «Он что, мысли читает на расстоянии?» Но сумел собраться:

– Никак нет, товарищ Сталин.

– Глупые люди... Кто владеет информацией – тот владеет миром. Совсем глупые люди... Ладно, можете идти.

В зале заседаний дворца Цецилиенхоф, где проходила Потсдамская конференция, летний зной почти не ощущался. Когда обсудили все вопросы, запланированные на очередное заседание глав трех государств-победителей, председательствующий президент США Гарри Трумэн объявил:

– До встречи завтра, господа, как обычно, в 11 часов.

Но руководители делегаций не спешили отправляться по своим резиденциям, по-прежнему сидели в креслах, обмениваясь какими-то малозначительными фразами. Черчилль дымил сигарой, Сталин медленно набивал табаком трубку. Трумэн, держа руку на тоненькой зеленой папочке, наконец собрался с силами (в папке лежал машинописный листок с многозначительной кодовой фразой: «Мореплаватель достиг Нового Света»), вздохнул и с нажимом произнес, обращаясь персонально к Сталину: