Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1

Он спрашивал еще о чем-то, пытаясь втянуть ее в разговор, возможно, она и отвечала, но в тот момент он, тоже взволнованный, кроме прелестных голубых глаз, красивого рисунка губ и ровных белых зубов, ничего не видел и ничего не осознавал. Словно наваждение какое-то. Откуда-то издалека до него донеслось:

– Я вижу, вас надо проводить к больному. Сами вы дороги не найдете.

Она встала, подошла к двери и открыла ее:

– Пойдемте!

Только теперь капитан окончательно очнулся. Он нехотя поднялся и пошел за товарищами в палату.

Вскоре все трое вернулись в приемный покой. Капитан снова подошел к девушке:

– А все-таки, может, ты дашь мне эту книгу? Я читаю очень быстро, правда…

Она мгновенно подобралась, лицо стало серьезным и строгим.

– Мы что же, с вами стали уже на «ты»? – последовал встречный вопрос. В голосе слышалась ирония.

– Извините, постараюсь исправиться, – спохватился он. – Но все-таки, может, дадите мне книгу?

– Не могу, она не моя.

Она решила, что капитан, выпрашивая книгу, ищет предлог для повторного визита. А встреча с книгой для нее в этот период была просто наслаждением, а тут еще «Отверженные» Виктора Гюго. Отдавать ее очень не хотелось.

– Когда вам ее вернуть? – спросил он, бесцеремонно забирая книгу со стола.

Она уступила.

– Вернете хозяйке – нашей медсестре Вере.

– Нет. Хочу вернуть только вам!

И они быстро покинули медчасть.

«Уж эти мне гвардейцы!» – подумала она. Тут же вспомнила, что не далее как вчера в лабораторию прибежала медсестра Тамара Лескова и прямо с порога заявила: «Мария, к нам сразу два истребительных полка прибыло. А один из них гвардейский». Занятая своими делами после очередной бессонной ночи, она не проявила к этому сообщению никакого интереса: мало ли кто там прибыл – гвардейцы или кто еще. Ей-то какая разница. Расстроенная неурядицами из-за начальника санчасти, она быстро забыла об этих гвардейцах, и вот теперь они сами напомнили о себе.

Задумчиво глядя вслед ушедшим, она подумала, что, пожалуй, этого капитана не так-то просто огорчить. Эта самоуверенность…

Было в нем еще что-то такое, чего сразу она не могла объяснить. Сказать, что он хорошо знает, чего хочет от жизни, – значит, сказать не все; точнее было бы так – приняв решение, он выполняет его неуклонно. Упрямый, видно, товарищ…

Вряд ли все это она осознала в тот вечер; просто интуитивно почувствовала наличие в нем тех черт, которые отсутствовали у нее самой; но в одном она не сомневалась – в этом человеке ощущалась сильная воля, привычка навязывать ее другим, и отсюда эта всепобеждающая самоуверенность. А на его фразу «недавно тоже был отверженным» она как-то не обратила тогда внимания.

На следующий день Тамара Лескова пошла под вечер на пляж и вернулась оттуда довольно поздно. Проходя мимо Марии, она небрежно бросила: «Купалась с твоим капитаном. Все выспрашивал о тебе: кто такая, откуда, замужем ли». Мария вопросительно на нее посмотрела, но Тамара ее успокоила: «Не бойся, сказала, что не замужем», – и пошла к себе в комнату. «Больно надо», – бросила ей вслед Мария, но Тамара ее уже не слышала.

Утром Мария вновь увидела капитана. Он появился в амбулатории сумрачный, одетый в летный кожаный реглан. Мария сразу догадалась, что у него температура, но вида не подала и, раздав всем в очереди к врачу градусники, как положено по инструкции, занялась оформлением документов на больных.

Она делала вид, что очень занята, чувствуя, что капитан ее упорно рассматривает. Когда она невольно поднимала голову, он сразу же отводил свой взгляд. Стоило ей только заняться делом, как он опять принимался за свое. Так пролетели пять минут, пока не пришла пора проверять градусники. Мария бегло взглянула – температура под сорок. Нахмурив брови, она строго объявила: «Товарищ капитан! У вас высокая температура, вам необходимо лечь в лазарет».

Он и не сопротивлялся. Без лишних слов она провела его в палату, где лежал еще один летчик с острым приступом малярии. Через полчаса появился дежурный врач, осмотрел больного и выписал лекарства от простуды. «Хорошо вчера покупались, товарищ капитан, – чуть не сорвалось с языка у Марии, но она вовремя спохватилась: – Забыли, что вода уже холодная. Подвело вас любопытство».

Она не хотела себе в этом признаваться, но мысль, что он лежит в лазарете через стенку от нее и что при первом же желании она может его увидеть, была ей приятна.

…Д-р-р, – затарахтели пули по фюзеляжу и крылу. Мотор стал давать перебои. «Дотяну ли до своих, или придется садиться здесь, у Орехова? – тревожно бьется мысль. – Сейчас, сволочи, будут добивать. Сделают очередной заход и будут по очереди расстреливать мой дымящий, теряющий скорость «Миг»… Нет, сдаваться нельзя… Опущусь ниже на сиденье, чтобы меня совсем закрыла бронеспинка и, уклоняясь от их атак, попытаюсь тянуть… Ага, понял… Они для пристрелки сначала выпускают длинную очередь из пулемета. Вот она: пули застучали по бронеспинке, считаю – одна, две секунды – теперь уклон влево. Точно – трасса от снарядов прошла мимо. Теперь надо ждать нового захода… Вот они опять вышли на дистанцию прицельной стрельбы – теперь уклон вправо… Они опять промазали… Нет, эти не оставят меня, пока не увидят мой самолет на земле.

…Проскочил Орехов… Кругом пустынно, никого не видно… Значит, передний край уже близко… Точно, вот знакомая будка путевого обходчика, на лужайке девочка пасет корову…

Сильный удар по машине… Черт, проморгал-таки очередной их заход, увлекся поисками ориентиров… Теперь в машину попал снаряд… отказало управление…

С грохотом пронесся, мелькнув закопченным пузом, «мессер»…Все, падаю… Что-то трещит и ломается под машиной… Удар головой о приборную доску… Не снял очки… Глаза?!»

От собственного стона он проснулся. Некоторое время сонно соображал, где находится. Потом мысли стали более связными, в голове прояснилось. Происшествие под Ореховом который раз преследует его во сне. Но разбудил его какой-то звук. Возможно, ветер? Вечером было тихо, наверное, он поднялся ближе к ночи, и теперь за окном вздыхали раскачивающиеся платаны, а его порывы заставляли тонко звенеть стекла в окне.

Голова болела, во рту пересохло, в ушах стоял тихий, настойчивый звон. Покрышкин окончательно проснулся и тихо лежал на спине, устало прикрыв веки. «Где я?» – никак не мог он сообразить. Потом, почувствовав запах йодоформа и карболки, вспомнил, что лежит в маленькой комнате лазарета, куда его поместила утром эта белокурая медсестра.

Мысли вернулись ко вчерашнему – им сообщили, что они будут осваивать американский истребитель, который поступает в страну из Ирана по ленд-лизу. Сколько будет длиться это переучивание, никто не знает. Очевидно, несколько месяцев. Ведь надо не только освоить новую материальную часть, не только в совершенстве овладеть пилотированием этой «аэрокобры», но и найти новые методы применения ее в бою. Новый самолет – новая тактика.