Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1

– Все равно… Позови Марию… Мне нужно у нее что-то спросить.

Тамара пожала плечами и вышла. В амбулатории она нашла Марию, как всегда занятую какими-то делами.

– Мария, тебя просит зайти капитан, которого ты сегодня положила в лазарет. Спросить что-то хочет.

Скорчив гримасу, она подошла к небольшому зеркалу, закрепленному на стене, и начала сосредоточенно пудрить нос, обгоревший на пляже. Изредка оборачиваясь в сторону Марии и лукаво на нее поглядывая, она улыбалась. Наконец не выдержала и спросила:

– Так ты пойдешь?

– Скажи своему капитану, – сердито заявила Мария, – что завтра с утра будет мое дежурство в лазарете, и он сможет задать мне все свои вопросы!

А про себя подумала: «Вот еще. Считает, если он капитан, то каждый сержант обязан бегать перед ним на цыпочках. Подождет, меньше будет задаваться!»

– Ну, как знаешь!

Вечно озабоченная какими-то своими романтическими историями, Тамара вышла из амбулатории.

«Веселится! – глядя ей вслед, с осуждением вздохнула Мария. – Легко таким жить! Не думают о том, что происходит от нас в каких-то нескольких сотнях километров. Как смириться со всем этим: что тебя не понимают, что считают, что ты пришла на фронт только за тем, зачем пришли Тамара и подобные ей?!»

Между тем Тамара вновь вернулась в палату и сообщила Покрышкину:

– Она не придет. Говорит, что сегодня она не дежурит в лазарете, и поэтому здесь ей делать нечего. А вы лучше примите таблетки и помолчите. Вам сейчас нельзя разговаривать!

Покрышкин с сердитым выражением лица молча проглотил таблетки, предусмотрительно оставленные на его тумбочке, запил их водой и опять улегся, на этот раз лицом к стене.

Тамара, обиженно надув губки, вышла из комнаты.

На следующее утро Мария принимала дежурство в лазарете. Умылась холодной водой, причесалась, и сонливость, вместе с раздражительностью, отступили. Она вошла в приемную, села за стол и открыла журнал.

Тамара уже поднялась с походной кровати и причесывалась у небольшого зеркала, висевшего на стене.

– Чудачка ты, ей-богу! – заговорила она. – Капитан, гвардеец, орденоносец… А ты нос задираешь. Строишь из себя недотрогу. Он, можно сказать, ночь не спит, а ты…

– Хватит болтать! – резко оборвала ее Мария. – Где карточки?

Тамара поспешно достала из стола карточки.

– Что, истории болезней опять не заполнила?

Тамара тотчас бросилась обниматься.

– Мусенька, дорогая, извини, закрутилась. Ты уж сама… – оправдывалась она.

– Ладно уж, иди отдыхай, гуляка…

Тамара чмокнула ее в щеку и убежала.

Чуть позже Мария заглянула в комнату, где лежали оба летчика. Капитан крепко спал, будить его не хотелось, но она обязана была утром измерить у них температуру.

Аккуратно приподняв его руку, лежащую поверх одеяла, она быстро сунула под нее градусник. Как ни старалась быть осторожной, он все-таки проснулся. Открыл глаза, какое-то время приходил в себя, потом, видимо, сообразив, что перед ним стоит вчерашняя медсестра, вспомнил о ее строптивости и с напускной строгостью пробурчал:

– Что ты мне спать не даешь?

Мария промолчала и подошла к соседней койке: та же процедура предстояла другому летчику. Поставив и ему градусник, она вышла, спустя несколько минут вернулась, извлекла из-под мышек термометры и принялась записывать их показания в журнал. Теперь капитан откровенно ее рассматривал.

Среднего роста, с изящной фигуркой, с подстриженными до плеч светлыми волосами, аккуратно подколотыми, она казалась ему даже красивее, чем тогда, в первый вечер, когда он увидел ее при свете керосиновой лампы.

Одета она была в обычный белый халат, чистый и аккуратно отглаженный. Из-под него виднелась форменная, ниже колен, юбка. На ногах кирзовые сапоги. «Интересно, какие у нее ноги», – мелькнула у него мысль, но он тут же о ней забыл.

Дежурная медсестра принесла больным завтрак и, пока они ели, Мария занялась карточками. Ей тоже хотелось есть, но она решила, что позавтракает позже, когда управится с делами.

Капитан быстро расправился со своим завтраком и примостился у тумбочки возле кровати, стал бриться. Перехватив случайно ее взгляд в приоткрытую дверь, он покраснел от неожиданности и порезался.

– Сестра! Зачем на меня смотришь? Мешаешь бриться! – заворчал он, пытаясь скрыть свое минутное замешательство.

Мария встала и перешла на другое место. «И чего он пристает ко мне со своими замечаниями, – с досадой подумала она. – Делать ему, видно, нечего, вот и вздумал смеяться надо мной».

Ей не хотелось сейчас с ним разговаривать. Она опасалась попасть впросак, но эта чертова Тамара не заполнила истории болезней и вот теперь, хочешь не хочешь, а к капитану придется подойти.

Мария не хотела себе в этом признаваться, но некоторые вопросы из его личной жизни все-таки ее интересовали.

– Опять будешь писать? – начал ворчать Покрышкин, едва медсестра с чистым бланком истории болезни в руках присела на табуретку перед его кроватью.

– Таков порядок, – невозмутимо ответила она и приступила к заполнению карты.

– Имя, отчество?

– Александр Иванович.

– Год рождения?

– Девятьсот тринадцатый.

«Ого, на целых десять лет старше меня, небось, уже женат», – мелькнула у нее мысль. Далее последовали вопросы: домашний адрес, родители, семейное положение. Покрышкин добросовестно ответил.

«Не может быть, чтобы он был не женат, – крутилась у нее в голове мысль, пока она записывала его ответы. – Нарочно дурит мне голову. Есть у него и жена, и дети. Кто же в двадцать девять лет живет без семьи? Домой, наверное, пишет нежные письма, а здесь с девушками заговаривает. Знаем мы вас. И книгу взял… Читать не будет, а так, ради знакомства унес Гюго».

От этих мыслей Мария почему-то расстроилась и, не закончив работу, ушла.

Весь оставшийся день прошел скверно. На душе было тоскливо, все буквально валилось из рук.

Вечером, согласно распоряжению врача, Мария поставила капитану банки и, присев рядом с его кроватью на табурете, решила немного передохнуть. Она сильно устала, ее сразу начало клонить ко сну, и только усилием воли она держалась, все думая, как бы не заснуть и не свалиться с табурета. Тогда от этого капитана совсем житья не будет – изведет своими насмешками.

А капитан, лежа на груди лицом к Марии, искоса наблюдал за ней и все не мог насмотреться на этот нежный профиль, на эти пушистые светлые волосы, обрамляющие лицо. В мерцающем полумраке комнаты она казалась ему сказочной феей.

Присутствие этой необычной девушки волновало Покрышкина. Он так давно не ощущал тепла, так много у него скопилось на душе невысказанного, что неожиданно для самого себя заговорил о своей прошлой жизни.