Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

На следующий день произошел очередной скандал, и Бронзарт отметил в дневнике: «Чинуша в мундире кирасира с каждым днем все больше шалеет, а генерал Роон превращается в famulus [78] . Весь вопрос в том – дадим мы достойный ответ или не дадим его вообще. Скорее всего нет»151. На другой день после Рождества Бисмарк вызвал к себе Вальдерзе и излил все свои горести адъютанту короля (из дневника Вальдерзе):

...

«Вчера мне сказали, что Бисмарк хочет меня видеть. Я пришел к нему в комнату, которая служила одновременно и гостиной, и спальной и была невероятно нагрета. Он сидел в длинном домашнем халате, курил большую сигару и выглядел страдальчески. Видно было, что он взвинчен… Затем он начал говорить следующим образом: «Все делается во вред мне. Взять, к примеру, интриги великого герцога Бадена и герцога Кобурга с кронпринцем, они вносят путаницу в решение германского вопроса… Генеральный штаб отказывается информировать меня о важнейших событиях; проблемы, имеющие для меня первостепенное значение, поскольку на их основе я и принимаю решения, скрываются от меня. Я вынужден просить короля, чтобы изменить такое положение». Он говорил об этой проблеме, хорошо мне известной, с необычайным жаром. Его глаза расширились, на лбу проступил пот. Он выглядел чрезвычайно возбужденным. Я испугался, что он серьезно заболеет, поскольку такого сорта возбужденность противоестественна. К тому же, помимо крепких сигар, он, как я понял по бутылке, из которой мне было предложено выпить, употреблял очень крепкие вина»152.

Накануне Нового года в покоях короля состоялось расширенное заседание военного совета по одному вопросу: бомбардировать или не бомбардировать Париж. Кронпринц, выступавший против «варварства», поддержки не получил и в конце концов согласился с решением подвергнуть французскую столицу артобстрелу. Как командующий Третьей армией он должен был проработать бомбардирование со своим штабом, и артобстрел был назначен на 4 января 1871 года. В военном дневнике кронпринц дал волю своим чувствам:

...

«Мы обрекли себя на совершение любых злодеяний, и недоверие к нам будет только возрастать. И не только вследствие этой войны, а в результате теории «крови и железа», навязанной нам Бисмарком! Что хорошего нам принесет могущество, военная слава и признание нашей силы, если на каждом шагу нас будут встречать с ненавистью и недоверием и каждый наш шаг будет вызывать подозрительность и неприязнь? Бисмарк сделал нас великими и могущественными, но лишил нас друзей, симпатий мира и – совести»153.

Наступило 4 января. Кронпринц записал в дневнике:

...

«Тревожное состояние, в котором мы на рассвете ожидали первого выстрела, усиливал непроницаемый туман, не желавший рассеиваться, так что на самом деле не было никакого рассвета. Дул ледяной ветер, покрывший все вокруг инеем»154.

На следующий день засияло солнце, и «в восемь пятнадцать утра на Париж полетел первый снаряд, выпущенный батареей № 8»155. Однако бомбардирование французской столицы никак не повлияло, по свидетельству Штоша, «на разлад в высших кругах»156. 8 января кронпринц отметил в дневнике, что Мольтке «оскорблен произволом и деспотизмом Бисмарка»: «Канцлер во все суется, и его совершенно не интересуют мнения экспертов»157. 9 января 1871 года исполнялось пятьдесят лет воинской службы Альбрехта фон Роона, и здоровье его было серьезно подорвано. Кронпринц писал: «Жуткая астма дополнилась жесточайшей простудой, и последние две недели его замучили приступы удушья… Граф Бисмарк только сейчас начал избавляться от ревматических болей в ноге, которые отдаются по всему телу. Все это очень некстати в такие чрезвычайно важные дни»158. Из всего триумвирата, создавшего современную Германию, мог нормально функционировать только генерал фон Мольтке.

Кронпринц взял на себя миссию примирения Мольтке и Бисмарка, пригласив их обоих к обеду в свою штаб-квартиру. Фридрих Вильгельм записал потом в дневнике:

...

«Они высказывали все друг другу открыто, а Мольтке, обычно скупой на слова, говорил много, не выбирая выражений, бранил Бисмарка и выложил ему все свои обиды, которыми делился со мной 8-го числа. Другой протестовал, и мне приходилось вмешиваться, чтобы вернуть разговор в нормальное русло… Затем Бисмарк ударил Мольтке по самому больному месту, заявив, что после Седана нам следовало остаться в Шампани, подождать дальнейшего развития событий, и не идти на Париж»159.

Пока шла война, в Берлине происходили события, предвещавшие рождение новой Германии. Все главные действующие лица находились за пределами страны, и рейхстаг был предоставлен самому себе. 13 декабря 1870 года сорок восемь членов нижней палаты прусского ландтага сформировали «фракцию центра». Ее первым председателем стал Карл Фридрих фон Савиньи, давний друг Бисмарка. Во фракцию в роли лидеров вошли также братья Петер и Август Рейхеншпергеры, Герман фон Маллинкродт, Людвиг Виндтхорст, Фридрих Вильгельм Вебер и Филипп Эрнст Мария Либер. Эта организация вскоре стала называться «католической центристской партией», хотя ее основатели вовсе не собирались это делать. Баварский депутат Эдмунд Йёрг (1819–1901) объяснял160: «Не забывайте, что Zentrum всегда был против того, чтобы именоваться «католической» партией». Иначе как бы ужился Виндтхорст с ганноверцами?»161

Несмотря на то что осада Парижа и сама война слегка затянулись, победы в «национальной патриотической войне», в которых участвовали южногерманские и саксонские войска, оказали стимулирующее воздействие на объединение Германии. Северо-Германский союз должен был трансформироваться в нечто большее, чтобы завершить объединение нации. Где-то в середине октября граф Берхем, капитан и адъютант принца Луитпольда Баварского, обратился в главной квартире к Роберту фон Койделю с конфиденциальным запросом: будет ли уместным предложение украсить президентство союза имперской короной? Койдель вспоминал: «Я ответил, что, насколько мне известно, канцлер не высказывался по этой проблеме, но я убежден, что такая инициатива будет только приветствоваться. Шеф одобрил мой ответ»162. Людвиг II, король Баварии, мог выступить с такой инициативой только в обмен на деньги и территориальные уступки. Майор, граф Макс фон Гольнштейн дважды в ноябре ездил в главную квартиру на переговоры. Бисмарк отказался уступать земли, но согласился заплатить немалую сумму – 300 тысяч марок из тайного Вельфского фонда, который он фактически украл у ганноверского короля. Эти гонорары баварский король получал до самой своей смерти в 1886 году. Выплаты производились в строжайшей тайне и являлись, по сути, подкупом короля. Бисмарк снабдил графа фон Гольнштейна текстом послания, с которым баварский король должен обратиться к Вильгельму I163. Послание пришло в главную квартиру своевременно. 4 декабря принц Луитпольд представил союзному фельдмаршалу письмо от короля Людвига Баварского «с выражением пожелания возродить Германскую империю и титул императора». Король к тому времени успел проконсультироваться и получить согласие всех членов союза164. На следующий день, 5 декабря, копия письма была доставлена в Берлин Карлу Рудольфу Фриденталю (1827–1890), одному из лидеров бисмарковской партии свободных консерваторов в северогерманском рейхстаге165, который должен был передать документ Дельбрюку для объявления депутатам. О том, как это происходило, оставил свои впечатления Бабель. Дельбрюк поднялся и напыщенно провозгласил: «Позавчера его королевское высочество принц Луитпольд Баварский вручил его величеству королю Пруссии послание от его величества короля Баварии следующего содержания…» Дельбрюк замолк. Он не мог вспомнить, в какой из карманов засунул письмо. Он судорожно стал обшаривать карманы, вызвав безудержное веселье в зале. Дельбрюк нашел письмо, но сенсации не получилось166.