Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

Одо Уильям Леопольд Рассел (1829–1884) принадлежал к известной семье английских вигов, Расселов, герцогов Бедфордов, владевших в Уобёрне одним из самых роскошных в Англии особняков. Отец, служивший британским послом в Берлине в 1835–1841 годах, умер, когда Одо было тринадцать лет, и властная, суровая мать леди Уильям решила дать образование трем сыновьям в более цивилизованных заведениях, нежели варварские английские частные школы для мальчиков. Ричард Давенпорт-Хайнс в «Оксфордском словаре национальной биографии» написал об Одо Расселе: «В результате в нем и намека не было на английскую чопорную тупость. Он редко занимался физическими упражнениями. Он говорил по-французски, по-итальянски и по-немецки с исключительной чистотой произношения, хотя в его английском языке всегда присутствовали континентальные интонации»141. Об особенностях характера леди Уильям можно судить по ее письму сэру Остену Лейарду о победе Германии над Францией:

...

«Я ГЕРМАНКА до мозга костей. Мне нужна дисциплина, а не беспорядок, трезвость, а не пьянство, образованность, а не НЕВЕЖЕСТВО. Никогда еще не было такого триумфа интеллекта над скотством»142.

Неудивительно, что ее трем сыновьям, взрослым и возмужавшим, нужно было каждый раз собираться с духом, чтобы навестить мать.

Одо много времени провел в Риме, где и освоил блестяще итальянский язык. Газета «Таймс» в некрологе 27 августа 1884 года отметила уникальную способность протестанта Одо Рассела понимать католицизм, что было особенно ценно в разгар конфликта между церковью и государством:

...

«Благодаря дружбе с кардиналом Антонелли он перенял типично итальянскую чувствительность, которую редко встретишь в англичанине. От рождения внимательный наблюдатель, с годами он стал еще более прозорливым. Он прекрасно разбирался в людях, легко распознавал их слабости и умел обратить к своей выгоде и низменные побуждения, и излишнюю впечатлительность»143.

2 декабря 1870 года Одо Рассел сообщил Эдмунду Хаммонду, постоянному заместителю министра иностранных дел, свои первые впечатления о Бисмарке и главной квартире в Версале:

...

«Я очарован графом Бисмарком. Его почти что солдатская прямота и искренность в разговорах поразительны, а необычайно доброжелательное отношение ко мне глубоко тронуло меня. Сотрудники министерства иностранных дел сопровождают его в поездке и образуют… что-то вроде семьи. За обедом и завтраком он сидит во главе стола, справа и слева от него располагаются заместители, затем – главные чиновники, потом – старшие чиновники, замыкают шеренги телеграфисты, и все – в униформе. Когда я приглашен к обеду, то меня усаживают между графом и постоянным заместителем министра иностранных дел (фон Койдель. – Дж. С .), который после трапезы играет на фортепьяно, а мы курим. Разговариваем на немецком языке, проблемы дня обсуждаются с полной откровенностью, и поэтому беседы всегда интересные и информативные»144.

Еще один знаток человеческих характеров поддался обаянию Бисмарка.

Тем временем отношения между Бисмарком и генеральным штабом продолжали ухудшаться. Пауль Бронзарт отозвался о канцлере очень нелестно в своем дневнике:

...

«Бисмарк начинает превращаться в пациента для сумасшедшего дома. Он пожаловался королю на то, что генерал Мольтке написал генералу Трошю, а переговоры с иностранным правительством входят-де в его компетенцию. Когда генерал Мольтке как представитель верховного командования армией обращается к губернатору Парижа, то такие контакты носят сугубо военный характер. Поскольку граф Бисмарк вдобавок утверждает, что он считает и само письмо сомнительным, хотя оно таковым не является, то я представил генералу фон Мольтке письменный рапорт, в котором доказываю ложность утверждений Бисмарка и прошу в дальнейшем не требовать от меня исполнения инструкций, касающихся графа»145.

Постепенно нарастало давление со стороны общественности. Кронпринц отметил в военном дневнике, что его жену обвиняют в затягивании бомбардирования Парижа и эту ложь распространяют Иоганна фон Бисмарк и графиня Амелия фон Донхёф. Бронзарт записал в дневник стихи, получившие широкое хождение в Берлине146:

Guter Moltke, gehst so stumm,

Immer um das Ding herum

Bester Moltke sei nicht dumm

Mach doch endlich Bumm! Bumm! Bumm!

Herzens-Moltke, denn warum?

Deutschland will das: Bumm! Bumm! Bumm! [77] 147

18 декабря Бронзарт поставил под угрозу всю свою карьеру ради того, чтобы не допустить Бисмарка к военным делам. Этот эпизод описан в его военном дневнике. Бронзарт получил от генерала Подбельского приказ обеспечивать Бисмарка протоколами заседаний военного совета и, наверное, впервые в жизни решил проявить непослушание, грозящее ему трибуналом. Для подполковника, начальника одного из управлений генерального штаба и одного из «полубогов» Мольтке это был «самый тяжелый день за всю кампанию». Приказ, переданный ему генерал-лейтенантом, генерал-квартирмейстером Подбельским, был отдан королем и одобрен начальником генерального штаба графом Мольтке. Бронзарт так отобразил в дневнике свои переживания:

...

«Если человеку, обуреваемому такой жаждой власти, какую испытывает Бисмарк, не дать по рукам, тогда ему все будет позволено… Я размышлял над этим минут десять; в меня глубоко засела привычка повиноваться, но я ее подавил; возобладало чувство долга, требовавшее даже неповиновения королю в ущерб личным интересам»148.

Бронзарт доложил Подбельскому о том, что не исполнит приказание, и подал прошение об отставке. Подбельский поначалу разгневался, усомнившись в здравом уме подполковника. Потом, трезво оценив ситуацию и нравственное мужество офицера, он переговорил с Мольтке, и начальник генерального штаба отменил приказ, сообщив об этом королю. Бисмарк так и не получил доступа к протоколам военного совета. После фон Вертера подполковник Бронзарт, пожалуй, стал вторым человеком, осмелившимся восстать против нарастающей диктатуры Бисмарка. Бронзарт написал:

...

«Если бы я подготовил требуемые документы, внеся в них необходимые поправки и обесцветив, то они были бы утверждены и отосланы. Тогда граф Бисмарк был бы на коне. А он хорошо знает, как ездить верхом, о чем он однажды предупредил всех, имея в виду Германию. Нетрудно догадаться, куда мы тогда приедем»149.

Альбрехт фон Штош, ставший теперь генерал-лейтенантом и занявший в верховном командовании пост комиссара-генерала, тоже внимательно следил за конфликтом между армией и Бисмарком. Он писал жене из Версаля 22 декабря:

...

«Бисмарк в бешенстве оттого, что военные проволочки нарушают его политические комбинации. Король устал от раздоров и хотел бы денек отдохнуть. Оба вымещают свое раздражение и недовольство на Мольтке, обладающем ангельским терпением, никогда и никому не грубившем, но не менее измотанном внутренними неурядицами. Король просто боится гнева Бисмарка, Мольтке аристократически отмалчивается. Роон по-настоящему болеет и настаивает на незамедлительном бомбардировании»150.