Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

Именно тогда Бисмарк и заигрывал с национал-либералами, пригласив к себе их лидера, чтобы превратить их партию в партию правительства, а Беннигсена назначить министром159. Проницательный Люциус дал такую оценку угрозам Бисмарка подать в отставку и приглашению Беннигсена к переговорам:

...

«Бисмарк… выстраивал свою концепцию частично парламентского правительства…

Основная идея состояла в том, чтобы объединить главные имперские и прусские государственные должности – канцлера и министра-президента, вице-канцлеров рейха и Пруссии, министров юстиции, финансов и т. д. Предполагалось, что главные прусские министры будут представлены в рейхе заместителями министров или начальниками департаментов…

Как мне стало известно из надежных источников, прошению об отставке предшествовал ультиматум с требованием уволить некоторых придворных чиновников. В то же время длительные отлучки Бисмарка, тарарам в коалиции играли на руку его противникам… Бисмарк подверг себя опасности, предъявив кайзеру слишком высокие требования, особенно что касается деликатной ситуации, сложившейся при дворе и в семье. Наглость притязаний, побуждавших к тому, чтобы ополчиться против собственной жены, больно задела мягкую натуру престарелого монарха. Все ультрамонтанские и феодальные силы консолидировались, с тем чтобы погубить Бисмарка»160.

Если император когда-либо и задумывался над тем, чтобы избавиться от Бисмарка, то именно сейчас наступил для этого самый благоприятный момент. Он откровенно шантажировал кайзера: за год три раза угрожал отставками, дважды – в течение одного месяца, постоянно плел политические интриги за его спиной, подолгу отсутствовал, ссылаясь на болезни. Канцлер внедрял нужные ему статьи в прессу, устраивал совещания, принимал в Варцине и Фридрихсру важных государственных чиновников, не ставив об этом в известность императора. 29 декабря 1877 года газета «Норддойче алльгемайне цайтунг», рупор канцлера, прокомментировала слухи о грядущих переменах в прусском кабинете. Это была последняя капля. На следующий день император отправил Бисмарку гневное письмо, выговаривая ему: «Вы не удосужились сказать мне об этом ни слова». Кайзер предупредил, что Беннигсен его совершенно не устраивает – «не сдержан и не консерватор»161. Бисмарк отреагировал на разнос стандартно – нервным расстройством. Он улегся в постель, как маленький ребенок, обиженный сердитым отцом, и занедужил. Из-за нагоняя и проявленной кайзером «нечуткости» Бисмарк расхворался, потерял сон, заболев, по выражению Пфланце, «патологической озлобленностью»162.

Здесь я должен прерваться и сказать несколько слов в оправдание Бисмарка. Опорой его могущества был престарелый король, жена которого ненавидела Бисмарка и собрала вокруг себя камарилью его врагов. Будучи подданным монарха, имевшего урезанную, но все-таки остававшуюся наполовину абсолютистской власть, Бисмарк не мог раздавить камарилью с такой же легкостью, с какой он расправлялся с другими оппонентами. Он нуждался в монаршем благословении и в психологическом, и в практическом плане. В любом случае Беннигсен стал бы министром короля, а не Бисмарка. Он сам поставил себя в такое положение, при котором ему приходилось почти каждодневно испытывать стрессы и чувство унижения. Бисмарк должен был винить прежде всего самого себя, поскольку сам же и способствовал тому, чтобы наделить короля самодержавной властью, которая истязала его осознанием собственного бессилия.

Психологические стрессы затрудняли решение проблем. Реальные силы в правительстве и обществе становились все менее сговорчивыми, и он терял уверенность в том, что может их контролировать. Взять, к примеру, идею парламентского правительства. Если бы он сразу же после 1870 года начал создавать парламентскую систему государственного управления, то ему, возможно, удалось бы это сделать. Король всегда шел на уступки своему министру-гению, и в данном случае на стороне Бисмарка были бы и Августа, и кронпринц. Однако тогда понизился бы уровень осознания абсолютного могущества, столь необходимого для его «суверенной самости». Такого рода двуединые и неразрывные дилеммы приводили в расстройство и психологическое, и физическое самочувствие Бисмарка, но он был не способен разорвать этот замкнутый круг.

Карл фон Нойман, личный секретарь кронпринца, писал мрачно Роггенбаху из Висбадена 22 ноября 1877 года:

...

«Складывается невыносимая ситуация, и вряд ли стоит удивляться тому, что независимые и свободолюбивые натуры одна за другой уйдут с государственной службы. Отставка лучше, чем губить себя, превращаясь в послушный инструмент всемогущего… У Бисмарка есть только одна положительная сторона, и с этим согласится почти весь мир: всему рано или поздно приходит конец»163.

Спустя два дня после Рождества 1877 года Штош сообщил Роггенбаху о том, что фон Фридберг побывал в Варцине, где узнал о новых планах объединить имперские и прусские министерства и избавиться от большинства членов кабинета:

...

«Фридберг спросил: «А что ждет Штоша?» Ответ: «Он войдет в кабинет в качестве «независимого» министра». Какое великодушие! Он считает нормальным походить по мне ногами, а потом еще и выбросить… Другой человек, еще менее его обожавший, приезжал в Варцин как раз после смерти собаки и, вернувшись оттуда, сказал, что канцлер уже свихнулся или это с ним вот-вот случится»164.

Так закончился 1877 год, пятнадцатый год властвования Бисмарка, наименее удачный в его карьере. Ни канцлер, ни его враги не знали, что их ожидает. Журналист однажды спросил Гарольда Макмиллана, британского премьер-министра в 1957–1963 годах: «Что может сбить правительство со своего курса?» Премьер ответил: «События, мой мальчик, события». В карьере Бисмарка события 1878 года сыграли прямо противоположную роль. Они укрепили его положение, придали неожиданно новое направление и динамичность его политике.

10. «Постоялый двор мертвого еврея»

В двенадцать я увидела его за ленчем, бодрого и оживленного, после того как он еще раз выступил в рейхстаге (который теперь называют «постоялым двором мертвого еврея»).

Баронесса Шпитцемберг, 15 марта 1884 года, Шпитцемберг, «Дневник», 205

11 января 1878 года Билл [90] , сын Бисмарка, сказал Тидеману: кайзер «очень рассердился», когда граф Эйленбург показал ему, в шутку, состав нового кабинета из видных национал-либералов и прогрессистов – «Беннигсен, Форкенбек, Штауффенберг, Риккерт и прочие»1.

18 января 1878 года Тидеман по указанию Бисмарка встретился с Беннигсеном, который воспринял свое назначение как «нечто само собой разумеющееся» и потребовал, чтобы в новый кабинет вместе с ним вошли еще «один или двое его коллег из национал-либеральной партии»2. 19 января 1878 года Тидеман съездил в Варцин и доложил обо всем Бисмарку. Через неделю в Берлине Рудольф фон Беннигсен на парламентском обеде сказал Люциусу, что у либералов есть две козырные карты: