Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

В июле 1877 года Бисмарк, находясь на лечении водными процедурами в Бад-Киссингене, составил знаменитый «Kissinger Diktat» («Киссингский диктат»), декларацию внешнеполитических установок для Германского рейха:

...

«Французская газета недавно написала обо мне, что меня мучает «кошмар коалиций». Такого рода кошмары могут возникать длительное время, возможно, не прекратятся никогда, и они отражают естественные и закономерные тревоги германского министра. Коалиции против нас могут быть сформированы на западной основе, если в такой альянс вступит Австрия; более опасна, возможно, русско-австрийско-французская комбинация; более тесные отношения между двумя из них дадут третьей стороне средства для того, чтобы оказывать на нас далеко не пустячное давление. Обеспокоившись возможностью такого развития событий, я не сиюминутно, а на основе многолетнего опыта пришел к выводу, что для нас желателен такой исход восточного кризиса, при котором создались бы нижеследующие внешнеполитические условия:

1. Тяготение интересов России и Австрии и их взаимного соперничества в восточном направлении.

2. Благоприятные основания для того, чтобы Россия нуждалась в альянсе с нами для обеспечения сильных оборонительных позиций на востоке и его побережьях.

3. Статус-кво в отношениях между Англией и Россией, удовлетворяющее обе стороны и обеспечивающее им равную заинтересованность в его сохранении.

4. Отчуждение Англии из-за Египта и Средиземноморья от Франции, по-прежнему враждебной по отношению к нам.

5. Такое состояние отношений между Россией и Австрией, которое затрудняло бы им создание антигерманских коалиций, к чему предрасположены некоторые центростремительные и клерикальные силы при австрийском дворе.

Если я еще сохраню работоспособность, то буду оттачивать и совершенствовать именно такую международную ситуацию, имея в виду не приобретение новых территорий, а создание общей политической атмосферы, в которой все державы, за исключением Франции, нуждались бы в нас и воздерживались бы от коалиций против нас на основе особого характера отношений между ними»145.

В этом предписании самому себе содержится квинтэссенция приоритетов во внешней политике Бисмарка, которые проявились и в хитросплетении альянсов, формировавшихся в восьмидесятых годах. Обожатели без устали славословят необыкновенную искусность внешнеполитической программы. Однако она уже через год дала сбой, когда он попытался применить ее на практике. В феврале 1878 года Бисмарк объявил, что намерен выступить в роли «честного маклера» в разрешении восточного вопроса, созвав в Лондоне конференцию для урегулирования проблем, оставшихся после Русско-турецкой войны, и перемен на Балканах. Конференция лишила Российскую империю многих завоеваний, и царь винил в этом Бисмарка. Да, канцлеру удалось оживить «Союз трех императоров» в 1881 и 1884 годах, но в 1887 году ему пришлось делать это тайком, нарушая в равной мере секретные и обязывающие договоренности с другими державами. К 1890 году «Киссингский диктат» полностью дискредитировал себя. Преемники Бисмарка первым делом отреклись от так называемого «перестраховочного договора», подписанного Бисмарком с Россией в 1887 году.

Идеи Бисмарка оказались нежизненными и в силу того, что он неверно оценил новое положение Германии в Европе. В его время Германская империя уже превратилась в экономическую и военную сверхдержаву. Она не нуждалась в тайных и искусных соглашениях, составленных на основе хитроумных и двуличных комбинаций. В действительности, как мы увидим дальше, в основе «кошмаров» Бисмарка лежали пессимизм и паранойя, определявшие взгляды на мир. Его пессимизм переняли деятели, пришедшие ему на смену и развязавшие в 1914 году совершенно ненужную превентивную войну, почувствовав себя окруженными со всех сторон и испугавшись, что их раздавят. Если бы они подождали на границе за пулеметами, колючей проволокой и артиллерийскими орудиями, то изничтожили бы французские и русские войска и Германия выиграла бы войну. Пессимизм Бисмарка проистекал из особенностей его психики и определялся, возможно, в какой-то мере социальным происхождением, осознанием обреченности своего класса.

Кроме того, Бисмарк в общем-то не был миротворцем; его скорее можно было бы назвать, выражаясь современным языком, поджигателем войны. В то время когда Бисмарк выкладывал прокрустово ложе между Австрией и Россией и «боролся за мир» на Балканах, британский посол в Константинополе писал Мориеру о Бисмарке как о человеке, склонном разжигать военные конфликты:

...

«Бисмарк стремится помешать любому мирному решению и вовлечь Россию в дорогостоящую и опасную войну; он будет и дальше использовать Андраши в достижении двух целей: ослабления России и раздела Турции»146.

В разгар международного кризиса Бисмарк затеял очередную игру в отставки. 27 марта 1877 года он сообщил в государственном министерстве о своем решении подать императору прошение об уходе на заслуженный отдых. Если оно будет отклонено или ему предложат отпуск, то он попросит назначить полноценного заместителя147. Больше всех расстроилась Хильдегард фон Шпитцемберг – не в последнюю очередь из-за перспективы лишиться причастности к жизнедеятельности великого человека и, соответственно, престижности:

...

«Я просто не могу в это поверить – новый рейх и без Бисмарка, дом 76 на Вильгельмштрассе и без него; все это невозможно себе представить, но разговоры только о том, что надо укладывать вещи и отсылать семейные фотографии в Шёнхаузен. Похоже на реальность… Я поговорила чистосердечно с князем, попросив объяснить причины. «Организуйте убийство Августы, Кампхаузена, Ласкера с их приспешниками, и я тогда останусь на месте. Меня издергала эта бесконечная обструкция, это существование на боксерском ринге…» Потом он взял меня за руку и спросил: «Вы же будете приезжать к нам в Варцин?» Каким хорошим, трогательным и ласковым был великий человек, когда говорил со мной, прослезившись и легонько пожимая мне руку… Возможность его отставки не выходит у меня из головы; мы потеряем безмерно, если Бисмарк уйдет, и в социальном, и в человеческом плане; это отразится и на нашем положении в обществе, поскольку наша доверительная дружба с Бисмарками дала нам очень много и облегчала нашу жизнь. Я никогда не скрывала этого от себя. Той любви, верности, внимания и уважения, которых я удостаивалась начиная с 1863 года, мне больше нигде не найти. Мне хорошо известны их слабости, и наши взгляды нередко расходились, но то, как я люблю их, как я им благодарна и как я им предана, я поняла только сейчас, пребывая в грусти, вызванной их отъездом»148.