Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

Первый акт драмы разыгрался 10 июня 1866 года. Поскольку Австрия в одностороннем порядке нарушила конвенцию Бад-Гаштейна, Пруссия теперь могла претендовать на владение всем Шлезвиг-Гольштейном. Генерал-лейтенант фон Мантейфель выпустил прокламацию, возвещавшую населению: «Дабы защитить попираемые права его величества короля, я вынужден взять на себя верховную власть в герцогстве Гольштейн»237. Прусские силы значительно превосходили по численности австрийские бригады, и австрийский вице-регент Гольштейна генерал-лейтенант барон Людвиг фон Габленц (1814–1874) отдал приказ о выводе войск. Генерал Мантейфель позволил австрийцам уйти с достоинством, под барабанный бой и с развевающимися знаменами. Бисмарк негодовал, но он не мог давать приказы даже солдатам, не говоря уже о таком почтенном и заносчивом генерале, как Эдвин фон Мантейфель. Министр-президент выразил генералу свое возмущение в самых жестких тонах, а Мантейфель ответил тем же. Вот как Эрих Эйк описал реакцию Бисмарка:

...

«“Вы говорите, что насилие противно душе. Я отвечу вам словами Деверу: « Freund, jetzt ist’s Zeit zu lrmen !» («Дружище, пора шуметь!») Простите мою запальчивость, но ваша телеграмма, полученная сегодня утром, задела меня за живое. Отсюда и такой ответ. Ваш вспыльчивый старый друг Бисмарк”. Когда его перо скользило по бумаге, Бисмарку припомнились еще несколько строк из трагедии Шиллера «Смерть Валленштейна», соответствовавших настроению. Он приказал принести книгу, нашел эти строки и приписал:

Ich tat’s mit Widerstreben,

Da es in meine Wahl noch war gegeben,

Notwendigkeit ist da, der Zweifel flieht,

Jetzt fechte ich fr mein Haupt und fr mein Leben.

(Er geht ab, die anderen folgen)

Schiller, Wallenstein, Act III, Scene 10238.

Готовился свой меч я обнажить в бою

С сомненьем, с колебаньем и тревогой,

Когда другой я мог идти дорогой;

Прекращена борьба во мне: стою

Теперь за жизнь и голову свою.

(Уходит. Прочие следуют за ним.) [58]

Даже самый привередливый читатель не остался бы равнодушным, прочтя это письмо. Ни один государственный деятель не смог бы написать нечто подобное в напряженные дни войны»239.

Я думаю, что сделать это было по силам Черчиллю, хотя письмо, безусловно, выдающееся. Эрих Эйк привел нам очень интересный факт, но не отметил еще одну не менее важную деталь: слабость позиции Бисмарка. Министр-президент не мог приказывать Мантейфелю, ему оставалось только обхаживать генерала, уговаривать, обольщать драматургией. Подумать только: великий Бисмарк в самый решающий момент своей карьеры настолько бессилен, что его единственным соратником оказывается Шиллер. Конечно, в этом эпизоде, как это всегда бывало с Бисмарком, много самовлюбленности. Но факт остается фактом: Мантейфель повиновался королю, а не Бисмарку.

14 июня прусский делегат во Франкфурте объявил союзную конституцию недействительной, а на следующий день прусские посланники в Ганновере, Дрездене и Гессен-Касселе представили правительствам, при которых они были аккредитованы, ультиматум с требованием к полуночи дать согласие на все прусские предложения240. Настроения в Германии были преимущественно антипрусскими. Барон Кюбек, сообщая Менсдорфу об уходе австрийских войск из Франкфурта, особо отметил, что жители скандировали: «Трижды ура австрийцам! Победу австрийской армии!» Прусский контингент покидал город утром без оваций241.

Поздно вечером 14 июня лорд Лофтус встречался с Бисмарком, и это рандеву запомнилось ему надолго. Посол написал потом в мемуарах:

...

«В ночь на 15 июня я находился в резиденции князя Бисмарка. Мы прогуливались в саду, присаживались на скамейки, беседовали, как вдруг неожиданно для нас обоих часы пробили двенадцать. Бисмарк посмотрел на циферблат и сказал: «Сейчас наши войска начали входить в Ганновер, Саксонию и Гессен-Кассель. Схватка предстоит жестокая. Пруссия может потерпеть поражение, но в любом случае она будет сражаться отважно и достойно». “Если нас побьют, – добавил князь Бисмарк, – то меня здесь не будет. Я паду в последнем бою. Умирают только один раз, и лучше умереть, чем жить битым”»242.

Слова Бисмарка звучали фальшиво и театрально, хотя, конечно, у него были причины для тревоги. С военно-стратегической точки зрения, преобладавшей тогда, Австрия была просто обязана победить, и многие военные историки могут привести убедительные аргументы, подтверждающие это мнение. Несмотря на спокойную уверенность Мольтке, его позиции не были уж столь сильны. Он должен был разделить свои силы: одну армию направить на запад против Ганновера и Гессена и три армии бросить на восток, одну – на подавление Саксонии, а две другие – ввести на территорию Австрии. Не все командующие его армиями обладали надлежащим военным опытом и пользовались безусловным доверием короля. К числу искушенных полевых командиров можно было отнести лишь принца Фридриха Карла, племянника короля, и кронпринца Фридриха. Аналогичные проблемы были и у австрийцев. Командующий австрийской так называемой Северной армией в Богемии фельдцейхмейстер Людвиг фон Бенедек (1804–1881), «лев Сольферино», прославился своей отвагой в войне 1859 года. «Уже одно имя Бенедека несло в себе угрозу молниеносного натиска, ударов слева и справа», – говорил Мольтке243. Если бы австрийский генерал и в этой кампании проявил такую же удаль, какую он продемонстрировал в роли командира корпуса, то ее исход мог стать иным, но он оказался неспособным управлять армией и в самые решающие моменты вел себя неуверенно. Мольтке пришлось поставить во главе Западной армии посредственного Эдуарда Фогеля фон Фалькенштейна, поскольку тот пользовался благосклонностью короля, однако войсками, направленными в Богемию, командовали достойные офицеры. Возглавить австрийскую Южную армию Франц Иосиф поручил бесцветному и близорукому эрцгерцогу Альбрехту, оказавшемуся способным и находчивым командующим. При содействии толкового начальника штаба Франца Иоганна он одержал убедительную победу над итальянцами244.

Мольтке столкнулся с еще одной трудностью – неадекватными коммуникациями. Железные дороги позволяли перебрасывать большие войсковые контингенты, а телеграф обеспечивал связь с ними, и стратегическая мобильность значительно повысилась. Однако вне железных дорог и особенно в ходе сражений командующие не могли поддерживать контакт друг с другом. Нередко Мольтке не знал, где и чем заняты его войска в тот или иной момент. Сотовая связь настолько нас избаловала, что мы даже не можем представить себе, насколько люди были разобщены в XIX столетии.

Для австрийцев же самую большую проблему создавала отсталость в огнестрельном оружии. Прусское «игольчатое ружье» было намного эффективнее австрийского «Лоренца». Франк Циммер отметил в своем исследовании: