Жаклин Кеннеди - Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой

И этот человек умудрялся вовсю крутить мимолетные романы, занимаясь сексом даже в стенном шкафу, если другого места не находилось!

Возможно, состояние Джека смог бы улучшить и даже в какой-то степени улучшил другой специалист. Президента осмотрели терапевт Белого дома Джордж Беркли и хирург-ортопед Крауз. Крауз потребовал снять корсет и отправил Джека на тренажеры для разработки мышц спины.

Это помогло, от болезни Аддисона тренажеры, конечно, не избавляют, но спине Джека стало намного легче.

В 1963 году показалось, что все может наладиться, я снова была беременна, Джек достаточно успешен как президент, но потом мы потеряли Патрика, а потом я потеряла веру в то, что Джек может измениться…

Он встретил меня в аэропорту, держа детей за руки. Еще полгода назад большего счастья быть не могло – Джек с детьми меня встречает. Он никогда этого не делал. Впервые за десять лет совместной жизни Джек встречал меня из поездки, впервые ждал.

На лице радость, в глазах почти слезы.

– Джеки, как я соскучился!

Несколько месяцев назад я бы поверила, расплакалась в ответ, бросилась на шею, забыв о его больном позвоночнике. Я бы поверила в то, что пробила невидимую стену между нами, добилась его любви.

Несколько месяцев назад…

Но не теперь.

Теперь я хорошо знала, что это ненадолго, лишь до тех пор, пока Джек не получит своего, пока не поймет, что привязал меня к себе прочным канатом снова.

Что ему нужно? Привязать меня крепче, чем двое малышей, которых я обнимала, невозможно. Зачем Джеку нужна я сама? Как женщина? Увы… Даже если сегодня это так, завтра все вернется на свое место, будут новые и новые измены, в том числе в моей собственной постели, будут новые унижения. Он Кеннеди, а потому никогда не поймет, что гордо держать голову поднятой при огромных рогах слишком тяжело.

Я уже научилась себя вести, держала удар, была безумно рада детям, да и самому Джеку, все равно любила этого непостижимого человека, но теперь это была моя и только моя любовь, я больше ни на что не надеялась. Когда-то Джек отгородился от меня прозрачной стеной, пробить которую за десять лет мне так и не удалось, ни пробить, ни достучаться до его сердца, ни даже просто докричаться до его чувства самосохранения.

И мне не осталось ничего, как воздвигнуть такую же стену со своей стороны, чтобы защитить свое сердце. Ни уйти от Джека, ни даже перестать его любить я не могла – у нас дети, я многим обязана ему и привязана сердцем, но я почувствовала себя в состоянии отделить себя от Джека. Никто из тех, кто не испытал моего состояния и моих чувств, не поймет, как это возможно. Поверьте, это так.

Я решила, что отныне и до моей смерти никто и никогда больше не узнает о моих чувствах, и в первую очередь Джек. Решила существовать с ним в параллельном мире, за той самой прозрачной непробиваемой с его стороны стеной.

Удивительней всего, что Джек это мгновенно почувствовал, в первую же минуту, когда я обняла его и детей. Растерянное «Джеки…» было тому свидетельством.

– Что такое? Я слишком загорела? Кажется, нет. И не растолстела, напротив, в Маракеше мне удалось подтянуться.

В машине он тихонько сказал:

– Ты очень изменилась…

– Нет, ты просто плохо меня знаешь. Вернее, не знаешь совсем и никогда не пытался узнать. Но это неважно. Что там у тебя запланировано на ближайшие месяцы? Мне нелегко будет войти в ритм после отдыха, но я постараюсь. Ведь я пока еще твоя жена.

– Пока?!

– Да, пока ты президент, тебе нужна супруга для приемов и визитов.

– Джеки, я…

Я просто посмотрела ему в глаза:

– Все, что я писала в письмах, правда, там ни слова лжи о моем к тебе отношении. Но это теперь только мое дело, Джек.

– Ты нужна мне…

– Конечно, ведь предстоят еще выборы? Ты решил баллотироваться второй раз? Президент не может не иметь очаровательной, умной супруги и прелестных детей, верно? Я помогу, но и только. День твоей второй инаугурации будет последним днем нашего брака. Наши с тобой отношения закончились, когда я увидела в твоей спальне очередную любовницу, хотя… начинались ли они вообще? Отныне мы только партнеры, Джон Фицджеральд Кеннеди, только партнеры.

– Ты… стала любовницей Онассиса?

– Он любовник моей сестры, о чем ты прекрасно знаешь. Нет, не стала, но это неважно. Даже если бы я это время провела на необитаемом острове, все решилось не на яхте «Кристина», а перед отъездом, а возможно, и гораздо раньше. Нам следовало сразу заключить союз, а не пытаться играть в семью. А мне следовало понять, что ты меня не любишь, и не ждать ответных чувств. Прости, Джек, я была глупа и наивна.

Он пытался возражать, говорил, что изменял только по глупости, просто потакая своим инстинктам…

– Джек, перестань, мне не нужны ни объяснения, ни оправдания. Изменяют тем, кого любят, в другом случае просто живут в свое удовольствие, сообразно инстинктам.

Если бы все можно было вернуть, приняла бы я снова предложение Джека Кеннеди?

Да.

Стала бы его женой, зная, что меня ждет столько измен и боли?

Да.

Терпела бы эти бесконечные романы и интрижки?

Да.

Единственное, что я сделала бы не так – не пустила его в Даллас. Под любым предлогом, грузом повиснув на ногах или разыграв инфаркт.

Боюсь, что не помогло бы, Освальд нашелся бы в другом месте, если не в Далласе.

Я не вспоминаю тот страшный день. Нет сил восстанавливать в памяти короткие щелчки и залитую кровью голову Джека, как не было сил снять залитый его кровью розовый костюм, который в тот день был на мне по его просьбе.

Я не вспоминаю, но помню. Не смотрю кадры, но наизусть знаю каждый миг, каждое движение и там, в Далласе, и потом, когда Джека хоронили.

Меня спрашивали, о чем положенное в гроб письмо?

Я отвечала:

– Это личное. Это наше с ним дело. Я написала, а он, когда мы встретимся там, ответит.

После гибели Джека жизнь словно остановилась. Я не просто горевала, упрекая себя в том, что не сумела собственной головой закрыть голову мужа, что не прикрыла его своим телом, корила за то, что в последние месяцы так много времени уделяла себе, а не ему, что вообще так часто думала о себе.

Сила трагедии такова, что попросту забываешь об обидах, оскорблениях, о той боли, что человек причинил тебе, помнишь лишь о том, что не додала сама, в чем была не права и что могла бы сделать еще или просто иначе.

Кажется, если бы мне вернули прежние годы с Джеком, я не укорила бы его ни в чем! Только через много лет оказалась в состоянии вспомнить, что неверен был все же он, что постоянное унижение терпела я, что мы едва не развелись не из-за моих, а из-за его неразборчивых связей.

Через много лет те, кто никогда не видел и не слышал Джека, кто не знал его как президента, оказались способны трезво оценить сделанное им, в том числе и допущенные просчеты. Это правильно, ошибки Кеннеди не заслонили его успехов, недостатки не умалили достоинств, Джек остался любимым американцами президентом.