Игорь Оболенский - Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико

В конце на сцену вышел Козловский, поцеловал меня и опустился на одно колено. Все это оценили, кроме меня. Я хотела только одного — поднять его с коленей. Мне было неловко.

А потом был банкет, и какой! Из Тбилиси привезли всякие вкусности, мои мама и папа приехали. Тамадой был Мелор Стуруа. Присутствовал Давид Гамрекели, неповторимый певец, которого больше нет и второй такой не скоро появится. Был поэт Анатолий Софронов, главный редактор «Огонька». Знаю, его не все любили. Но для меня он написал «Рябину». (Изначально песня «Ах, эта красная рябина» была написана для спектакля «Ураган», который шел на сцене ленинградского Александринского театра. Спустя годы, когда постановка сошла со сцены, поэту предложили дать стихам второе рождение, что и сделал композитор Семен Заславский. Впервые песня была исполнена на авторском вечере Софронова в Колонном зале Дома Союзов. Как вспоминала вдова Софронова Эвелина Сергеевна, предложившая сделать исполнительницей песни Нани Брегвадзе, муж потом получал письма от слушательниц: «Как вы смогли угадать мою судьбу?», — прим. И.О .)

Какой это был вечер! Как обидно, что тогда не было видео.

А какой мама устроила прием в Тбилиси, когда я получила звание народной СССР. Вся Грузия собралась. Был пик — юмора, песен. Мы даже боялись, как бы чего не случилось. Передать не могу, что это было! И это все моя мама делала!

Она успела увидеть мой успех. Умерла, когда моей внучке Наталье был год. Вот уже 19 лет прошло…

Не могу говорить, это запретная тема. Я год потом не выходила из дому. Не знала, что делать дальше.

Помогла природа, Бог, я не потерялась. И все в свои руки взяла моя Эка. Продолжила мамину деятельность. Она так же за мной ухаживает. Это ведь тоже дар.

Даже не знаю, сколько у меня песен. Иногда они появлялись совершенно случайно. Порой я отправлялась с композитором, который предлагал свою песню, в студию и сразу записывала. Потом слушала и ловила себя на мысли: неужели это я пою?

Так получилось с песней «Снегопад». Честно говоря, записала ее только для того, чтобы автор, композитор Алексей Экимян, от меня отстал. И потом о ней не вспоминала. А зрители стали писать письма и просить исполнить эту песнию на концертах.

Я даже спросила Медею, что это за песня такая, о которой все время записки пишут. «Та, что ты ненавидишь», — ответила она.

И я решила «Снегопад» начать исполнять. И до сих пор пою ее, как первый раз. С новым отношением. Это феноменальная песня.

В программе концертов у меня ее нет. Но я знаю, что на каждом выступлении обязательно спою «Снегопад», «Калитку» и «Тбилисо».

Кстати, многие думают, что «Тбилисо» писали специально для меня. Но это не так.

Был объявлен конкурс песен о Тбилиси, который выиграли композитор Реваз Лагидзе и поэт Петре Грузинский. Я эту песню спела только в 1976 году, через несколько лет после ее премьеры.

Петре удивлялся: «Почему все обалдели от этой песни? У меня что, других нет?» И ведь действительно были, но в первую очередь все говорили про «Тбилисо».

Мы с ним много работали, дружили. Петре был настоящей богемой. Писал стихи, любил женщин и кутежи. Мы говорили: «Что было бы, если бы ты стал царем Грузии?» Он ведь являлся прямым потомком царской фамилии Багратиони.

Его обожали все, он был широким человеком. Много написал прекрасных стихов и переживал, что его считают только песенником.

У него была песня о виноградной лозе. Эту песню он думал отдать мужчине. И не знал кому. А потом кто-то ему сказал: «Чего ты мучаешься, когда Нани есть?» И он отдал эту песню мне.

Это была единственная песня, которую я репетировала. Обычно никогда не репетирую, записываю сразу. Конечно, с каждым концертом я пела песню иначе, лучше понимала ее. Сразу ведь это сделать очень трудно.

Песню о виноградной лозе тоже не сразу поняла. Попросила Резо спеть ее, чтобы почувствовать характер. Потому что сама сразу очень лирично начала петь. И мне не нравилось, и ему, я видела, тоже.

Мы репетировали дома у Лагидзе, и он предложил: «Давай прервемся, выедем на природу». Мы так и сделали. И все получилось.

Но это была единственная песня, над которой я так работала. А так все делалось спонтанно.

В 1956 году вышел фильм «Колдунья», в котором главную роль сыграла Марина Влади. Она сразу стала настоящей звездой.

А у нас был очень хороший поэт Леван Чубабрия, который написал стихотворение «Синеглазая колдунья». Композитор Шота Милорава сказал мне: «Это будет твоя песня. Я посвящу ее Марине, а споешь ты».

Так появилась песня, которая стала очень популярной.

Никогда не забуду, как часа в два ночи у меня вдруг зазвонил телефон. На другом конце трубки был режиссер, который дружил с Влади: «Сейчас с тобой будет говорить Марина Влади». Я возмутилась: «Что за шутки посреди ночи? Как тебе не стыдно!» И вдруг слышу голос Марины: «Нани, ты, оказывается, поешь эту песню? Сейчас за тобой пришлю машину».

В то, что это не розыгрыш, я поверила, только когда увидела Марину. Она была простой-простой, никаких тебе звездных закидонов. Вообще все большие артисты не играют, они в жизни очень простые.

Потом Марина начала приезжать в СССР и стала женой Владимира Высоцкого. Ей нравилась эта песня. Я часто ее пела.

У меня вообще много песен шлягерами стали. Повезло, наверное. Но каждый раз пою их, как впервые. Иначе не могу.

Я до сих пор свои записи не слушаю. Ненавижу себя.

Даже когда мама хотела послушать, я просила — погодите, уеду, тогда слушайте. Теперь понимаю, что интуитивно была права. И если сейчас слушаю — мне не нравится. Потому что сейчас я лучше мыслю, а в тех записях, что называется, головы нет, хотя голос, конечно, хорошо звучит.

А вообще на концерте голос звучит лучше, чем в записи. Люди потом прослушают и могут удивиться: «И чего эта певица всем так нравилась?»

Может, никто не поверит, но я себя и на телеэкране не люблю. Это плохо. Очень. Но ничего не сделаешь. Я себе не нравлюсь.

Когда идет передача обо мне, я не смотрю. Только если близкие скажут, что было хорошо, включу повтор.

Это у меня от мамы. Она мне говорила: «На кого ты похожа?» Для нее главным было, чтобы я выросла порядочным человеком. И я не жалею об этом. Потому и в людях ищу эти качества. Не люблю, когда восторгаются собой или своими детьми.

В Петербурге, помню, после концерта приходили люди восторженные, буквально двери ломали. А я объясняла им, как на самом деле все было плохо. Друзья потом у меня спрашивали: «Ты что, ненормальная?»

Но, может, это и хорошо. Я все время пытаюсь сделать лучше, идти вперед. Мне понравилось, как гениальный Рихтер в дневниках написал об одном пианисте: «Тот вышел с концерта и сказал, как гениально сыграл. После этого он перестал для меня существовать».