Александр Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Мемуары Матрены Распутиной, сочиненные при содействии Пэтт Бэрхем, дополняют сцену убийства еще несколькими деталями, изготовленными в стиле «черного лубка». Так, отрезанный половой член Григория, случайно (!) обнаруженный юсуповским слугой, был якобы затем передан распутинской служанке, которая хранила эту черную тридцатидвухсантиметровую («длиной в фут»)383 реликвию вплоть до своей смерти в 1968 году в Париже. При этом Матрена умалчивает о том волшебном патологоанатомическом секрете, при помощи которого распутинской служанке удалось на протяжении более чем полувека сохранять в «полированной деревянной коробке» половой орган Григория Распутина, похожий на «черный перезревший банан»384. Сокрытие первоисточника, а также явная фантасмагоричность рассказа Матрены заставляют отнестись к нему сугубо скептически385.

Следующие две версии — «немецкая» и «английская» — следует отнести к категории шпионско-конспирологических.

Сразу стоит заметить, что эти гипотезы, так сказать априори, плохи уже тем, что сводят сложное сплетение и взаимосвязь психологических и общественно-политических факторов к примитивной и в силу этого неправдоподобной легенде о непременно оккультном, всесильном и зловредном иностранном вмешательстве в российскую общественно-политическую жизнь.

О. А. Шишкин, судя по всему получивший эксклюзивный доступ в архивы госбезопасности, обнаруживает в этом деле сразу два иностранных следа: немецкий и английский.

Отправным пунктом при обнаружении немецкого следа служит осуществленный, вероятно, в застенках НКВД допрос советского разведчика Райвида — немца по национальности, расстрелянного в эпоху Большого террора.

Райвид поведал о необыкновенной истории, рассказанной ему членом национал-социалистической партии Германии, балтийским аристократом, бароном Хохен-Эстеном — человеком, впрочем, по словам самого Райвида, авантюрного типа и не гнушающимся самого обыкновенного вранья.

Главная интрига этой истории заключается в том, что летом 1916 года Хохен-Эстен во главе делегации якобы тайно приезжал в Россию с целью установления контактов с влиятельными русскими политиками, планировавшими «тихий» дворцовый переворот и подписание Россией сепаратного мира с Германией. Группа прибыла через Стокгольм, где все ее члены получили при посредстве МИД Швеции дипломатические паспорта на подставные шведские фамилии.

План «тихого» дворцового переворота заключался в следующем: Николай отказывался от трона в пользу наследника, императрица становилась регентшей, после чего, не будучи связанной словом о войне до победного конца, данным союзникам (которое дал в начале войны Николай), она должна была заключить с Германией сепаратный мир. Локомотивом подготовки сепаратного мира являлся Распутин.

19 или 20 декабря экс-глава российского МВД Николай Маклаков якобы должен был представить царю манифест, в котором Николаю предлагалось отречься от престола.

Император, со своей стороны, вроде бы был в курсе переговоров с группой Хохен-Эстена и, хотя не являлся сторонником сепаратного мира с Германией, а равно не собирался отправляться на пенсионный покой в Ливадию, их ходу не препятствовал.

Данную версию Шишкин подтверждает известным пассажем из «Записок» Николая Михайловича, где утверждается, что «к концу декабря было решено подписать сепаратный мир с Германией». (Как нетрудно понять, такой «логический посыл» совершенно некорректен, поскольку оба этих «свидетельства» могли основываться на одних и тех же беспочвенных слухах, активно циркулировавших в конце 1916 — начале 1917 года).

Далее следует очередное сенсационное утверждение — не подтверждаемое, впрочем, никакими ссылками — о том, что дворцовый переворот и сепаратный мир с немцами «под руководством Григория Ефимовича» готовили… Юсупов и Пуришкевич, знакомство которых, как убежден Шишкин, произошло еще в сентябре 1916 года.

На этом впору было бы поставить точку. Ибо как только кончаются ссылки на источники, исчезает и всякая возможность понять в прошлом хоть что-то.

Однако придется все же продолжить, дабы от немецкого (а точнее, подвально-чекистского) следа в книге Шишкина перейти к английскому.

Итак, согласно Шишкину, великий комбинатор Распутин отвел Феликсу «одно из ключевых мест в грядущем перевороте… Немцев, членов тайного общества, приехавших через Швецию, Распутин называл зелеными . Григорий Ефимович имел намерение отправить в Стокгольм Феликса для дальнейшего ведения переговоров в нейтральной стране. «„Вот зеленые живут в Швеции: поедешь туда и познакомишься“, — говорил он Юсупову. Он видел в Юсупове возможное „доверенное лицо“, способное вести сепаратные переговоры в нейтральной Швеции».

Однако Юсупов, по мнению Шишкина, не пошел на искреннее сотрудничество с Распутиным по причине давних личных счетов. Вслед за Симановичем Шишкин воспроизводит рассказ о том, как в свое время Распутин якобы сообщил царю о гомосексуальных наклонностях Феликса. «Как человек мстительный, — делает вывод Шишкин, — князь такого забыть не мог».

Что касается Пуришкевича, которого, согласно версии Шишкина, к работе над подготовкой сепаратного мира привлекли «сильные люди», группировавшиеся вокруг Распутина, то его на тропу войны со «старцем» и со всей «немецкой партией» вывело неполучение им в сентябре 1916 года поста министра внутренних дел. Шишкин убежден, что Пуришкевич изначально надеялся получить этот пост при распутинском содействии. При этом ссылается Шишкин на фрагмент из мемуаров кн. Н. Д. Жевахова, где Пуришкевич образца 1916 года называется «ярым германофилом», а также пассаж из воспоминаний Матрены Распутины The real Rasputin (London, 1929), который больше ни в одной из версий Матрениных мемуаров не повторялся. В этом отрывке речь идет о том, что Пуришкевич якобы пытался добиться через Распутина назначения на должность главы МВД, а когда назначенным оказался А. Д. Протопопов, в отместку решил убить «старца». Так, согласно логике Шишкина, появились лично обиженные Распутиным и в то же время формально связанные с ним нитями немецкого заговора «мстители, готовые буквально на все»386.

Однако фундаментальное исследование петербургского историка А. А. Иванова, посвященное личности В. М. Пуришкевича, позволяет не принимать вышеприведенную версию всерьез.

Во-первых, «Пуришкевич от своих прогерманских симпатий в годы войны начисто отрекся, полностью переориентировавшись на ненавистную ему ранее Британию. Поэтому удивление Жевахова в отношении Владимира Митрофановича явно вызвано устаревшим представлением о внешнеполитической ориентации политика».

А во-вторых, ненависть к «старцу» объяснялась не мнимой обидой за несостоявшееся назначение, а банальной политической ревностью: «Ненависть к простому русскому мужику из глухой сибирской деревни, который, как казалось, вопреки всему, за непонятные Пуришкевичу заслуги, оказался приближенным и обласканным царской семьей. Было ли здесь место чувству обиды? Конечно… <���…> …поскольку в глазах Александры Федоровны „своим“ Пуришкевич, в отличие от Распутина, никогда не был, его, естественно, глубоко задевало, что „не наших“, выражаясь его словами, „исподволь сплавляют, замещая опрастанные места «нашими»“…»387