Александр Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Проводив посетителей, мы с Дмитрием обсуждали все, что услышали за день, и видели, увы, что радоваться нечему. Рушились надежды, ради которых пережили мы ужасную ночь убийства».

«Государственного мужества» у некоторых из великих князей достало лишь на то, чтобы подослать к Дмитрию Павловичу гвардейских офицеров с предложением в одиночку выступить против императора: «Несколько офицеров пришли сказать нам, что их полки готовы нас защитить. Даже предложили Дмитрию поддержать политическое выступление. Иные из великих князей считали, что спасенье России — в перемене монарха. С помощью гвардейцев решили затеять ночью поход на Царское Село. Царя убедят отречься, царицу принять постриг, а царевича посадят на престол при регентстве великого князя Николая Николаевича. Дмитрий участвовал в убийстве Распутина, стало быть, пусть возглавит поход и продолжит дело спасения отечества. Лояльность Дмитрия заставила его отказаться от подобных предложений»363.

«Словом, оказались мы в засаде. Новости узнавали только из газет и рассказов тех, кто приходил364. Всяк, разумеется, высказывал свою точку зрения. Но у всех заметили мы боязнь действия и полное отсутствие каких-либо планов. Те, кто мог что-то сделать, благоразумно держались в сторонке».

Единственным представителем дома Романовых, более или менее открыто и принципиально поддержавшим убийц, оказалась великая княгиня Елизавета Федоровна, которая, как будет видно из нижеследующего, скорее всего, изначально была в курсе заговора. Узнав о том, что Феликс убил Распутина, она просила в телеграмме на имя Дмитрия Павловича «передать мне, что она молится за меня и благословляет мой патриотический поступок»365. Посланная тогда же великой княгиней родителям Феликса телеграмма гласила: «Молитвами и мыслями [с] вами. Да благословит Господь вашего сына патриотический подвиг»366.

Бывший дворцовый комендант В. Н. Воейков приводит полный, судя по всему более точный, текст обеих телеграмм:

1. «Москва, 18.XII, 9.30. Великому князю Дмитрию Павловичу. Петроград . Только что вернулась вчера поздно вечером, проведя неделю в Сарове и Дивееве, молясь за вас всех дорогих. Прошу дать мне письмом подробности событий. Да укрепит Бог Феликса после патриотического акта, им исполненного. — Елла» .

2. «Москва, 18.XII, 8.52. Княгине Юсуповой. Кореиз . Все мои глубокие и горячие молитвы окружают вас всех за патриотический акт вашего дорогого сына. Да хранит вас Бог. Вернулась из Сарова и Дивеева, где провела в молитвах десять дней. — Елизавета» 367.

Как нетрудно заметить, Елизавета Федоровна оба раза упоминает о своем паломничестве в святые места, которое длилось то ли семь, то ли десять дней. И делает это не случайно, ибо, как следует из телеграммы, адресованной Дмитрию Павловичу, посещение великой княгиней Сарова и Дивеева сопровождалось ее молитвами «за вас всех дорогих» — то есть, как следует из контекста, за Дмитрия, Феликса и еще каких-то близких им людей. Нет нужды сомневаться, о какой именно дорогой сердцу Елизаветы Федоровны компании идет речь. Равно как не остается особых сомнений и в том, что сестра императрицы знала о готовящемся теракте как минимум за 7–10 дней до его осуществления368.

Позднее, при личной встрече с Феликсом, Елизавета Федоровна высказалась более развернуто, подыскав совершенному Юсуповым преступлению православно-каноническое оправдание: «Иначе ты и не мог поступить… Твой поступок — последняя попытка спасения родины и династии. И не твоя вина, что ожиданьям твоим не ответили. Вина — тех, кто свой собственный долг не понял. Убийство Распутина — не преступление. Ты убил дьявола. Но это и заслуга твоя: на твоем месте так должен был поступить всякий»369.

Последней, уже совсем призрачной надеждой заговорщиков оставался председатель Совета министров А. Ф. Трепов, которого общественное мнение выводило за пределы распутинского лагеря. Однако и здесь Юсупову пришлось убедиться в наивности своих расчетов.

«Спустя несколько дней меня вызвал председатель Совета министров Трепов. Встречи я ждал с нетерпеньем, но и тут был разочарован…

— Полагаю, — сказал я, — вы вызвали меня по приказу императора?

— Именно так.

— Стало быть, все слова мои будут переданы Его Величеству?

— Разумеется. Я ничто не скрою от своего государя.

— Тогда неужели я доверюсь вам? Даже если и убил я Распутина? Неужели назову имена товарищей? Соблаговолите передать его величеству, что убийцы Распутина преследовали одну цель: спасти царя и Россию. А теперь, ваше превосходительство, — продолжал я, — позвольте задать вопрос вам лично: так ли необходимо теперь терять драгоценное время на розыски убийц, когда каждая минута дорога и надо Россию спасать, Россию! Посмотрите, как ликует народ, узнав о смерти Распутина, и как беснуются распутинцы. А что до государя, он, я уверен, втайне тоже рад и надеется теперь на вашу общую помощь, чтобы выйти из тупика. Так объединитесь и помогите, пока не поздно. Неужели никто не понимает, что мы накануне страшных потрясений и только коренные перемены во всем решительно, во внутренней политике, в монархии, и в самом монархе и семье его смогли бы спасти нас от чудовищной революционной волны, которая вот-вот на Россию нахлынет?

Трепов слушал внимательно и удивленно.

— Князь, — сказал он, — откуда в вас подобные идеи и силы?

Я ничего не ответил, на том и кончилось.

Беседа с Треповым была последним нашим призывом к властям»370.

«Внутренний распад власти вскрылся с полной очевидностью и идет быстрыми шагами вперед, принимая все более яркие и поражающие общественное воображение формы, — пророчествовала в эти дни оппозиционная пресса. — Осужденная на гибель и губящая Россию система на глазах у всех разрушает сама себя»371.

В тени развесистой клюквы воспоминаний Пуришкевича и Юсупова, как и следовало ожидать, со временем бурно разрослись мхи и лишайники самых экзотических авторских версий того, что же все-таки случилось в ночь с 16 на 17 декабря в доме на Мойке, 94.

Самые завораживающие — вроде той, что убийство «старца» было изначально спланировано как сатанинский ритуал и, помимо группового изнасилования, сопровождалось сакральной ампутацией полового члена «святого черта», или что Распутина убили «случайно» во время неких «тайных переговоров с оппозицией», — мы рассматривать не будем.

Коснемся лишь тех гипотез, авторы которых апеллируют не только к своей буйной криминальной либо эротической фантазии, но также к источникам.

Условно все они делятся на пять групп, каждая из которых пытается обнаружить некий неизвестный след: соответственно женский, гомосексуальный, немецкий, английский и масонский. Разумеется, в некоторых случаях эти следы переплетаются и осложняются дополнительными персонажами-призраками.